Сука

– Щас, щас. Щас я тебе подробно обрисую, блядь, как дело было. Нас на Удачу кинули, да с голым задом. Двое суток мы ее держали, блядь. А там красота: лесок, речушка, поля, поля! Курорт. Высота сорок, свои, чужие как на ладони от границы до границы. Ставь арту, бей – не хочу, блядь. На выбор. А вот дальше покатила веселуха. Где пушкари? Едут, блядь! Приказано держаться. «Подкрепим». Хрена там. Патронов ноль, жратвы ноль, горючего ноль. Их тяжи нас бьют дистанционно. Плотно, железа не жалеют. А мы че? Стоим, блядь, загораем. Ждем подкрепления. Держим высоту. Чем? Ты спроси, чем, блядь? Арсеналом в бэху, два пулемета и пятнадцать «калашей». Все, что к концу на живых еще болталось. За трое суток роту и положили, как с куста, блядь. Мы даже не пытались подобрать своих. Какое там: на рыло десять трупов. На исходе вторых суток мы, что остались, в бэху повскакали. Была рота – влезли все, блядь. Да ватники ее скорехо подожгли, мы и двигатель завести не успели. Мы че, айда назад. Легли. А после незадача приключилась. У нашего ротного крыша потекла, блядь. Слыхала, может, Леший? Нет? Железный парень был. Только пламя на башне опало, он нам и говорит: «По машинам». Я гляжу – он на всю голову того. «Куда? – говорю. – Леха, разуй глаза. Бэхе хана». А он автомат вскинул и говорит: «Бегом, братушки». Ну, мы: «Есть». А он ползет последним, значит, и все приговаривает: «Уверую, Господи. Христом Богом, уверую…» Доползаем. Броня каленая, как черт. Слюна на люках пузырями идет. Еле вскрыли. А он: «Ныряйте». Что делать? «Есть, блядь». А тогда сам в рубку прыг, двигатель завел и шестнадцать километров на этой штуке как дал, блядь! Сепара, небось, охуели. Прям до этого самого места. А там выскакивает, блядь, и бац – ушел под землю с головой. Ну нету Лешего! Мы сперва попутали, а после, глядь – подвал блатной. Со сводом. Его, видать, пока по нас долбили, снарядом вскрыло. Монастырский старый ход. Короче – мы все туда, и вот, покуда живы.

Он недобро засмеялся, запнулся, вспомнив о сигарете. Дернул рукой, но та уже дотлела.

– Блядь!!!

Лицо его свело досадой.

– Спасибо… – попыталась финишировать я.

– Шутишь? Не-а. Еще не все, – злобно отозвался он и щелчком скинул гильзу.

Я предпочла бы избежать продолжения. Но он загораживал собой узкую лестницу в спальню, так принуждая довести разговор до конца.

– Спроси теперь про Лешего. Спроси, спроси. Тебе оно полезно.

Я кивнула, выражая пассивное согласие.

– Теперь его звать Преподобный, блядь. – Он счастливо оскалился. – Чуешь? Преподобный!

Я благодарно оценила высокий пафос повествования:

– Говорят, это он нас и вывел.

– Он, он, кому ж еще, – согласно кивнул собеседник, не ослабляя спеси на лице. – Ты спроси, как он это делает.

Мне казалось, я на собственном опыте знаю как. Но решила не искушать нетвердое равновесие собеседника, состроив самые удивленно-заинтересованные глаза.

– Как?

– А без топлива! – залихватски воскликнул он и посмотрел победно.

«Болван тупой», – подумала я. А у самой внезапно по коже поползли мурашки. Я вдруг отчетливо вспомнила, что все мы, не сговариваясь, были уверены, что этот остов БМП не на ходу. И собственный шок, когда это впечатление оказалось ошибкой.

– Как это, без топлива? – сквозь озноб уточнила я.

– Так. Мы с Удачи так вчесали, хрена бы вообще остановились до самой границы, блядь. А тут припарковались почему, как думаешь? Да потому, что двигатель заглох, блядь. Баки-то пустые. Везение? Хрена. Сепара кругом. Сто метров ближе, сто метров дальше – и поминай, как звали. Крышка! Укрытие-то вота где! О нем никто из наших ни сном ни духом. Да и откуда? Все неместные.

– Лихо.

– То-то. Про Преподобного еще спроси.

Я повиновалась безропотно.

– Монастырь заброшен, как и соседняя деревня. Все братья во Христе вслед за аборигенами на хуй драпанули. Так он залез куда-то в келью, взял там чью-то рясу, что погаже. «На новую не наработал», – говорит. Нарядился и так теперь воюет. Мы к нему: «Леший», «Леший», а он и говорит: «Баста, ребятушки. Был Леший, да весь вышел. Теперь я Мокий». Крест сварил из оловянной ложки, шнурок продернул, после так и ходил.

Выцветшая ряса и просветленные веселые глаза…

– Не было креста… – задумавшись, отозвалась я.

– Снял потом. Стрелять мешает. А вашей братии отползенцев три группы после вывел.

– Как?

– Точно так. На той самой бэхе. Только он зовет ее теперь ковчег. Ковчег, блядь. Как тебе? Кто до поля добрался, его, стало быть, подопечный. Долг у меня, говорит, неискупный. Должен всех подобрать.

– Что, так, без горючего?

– То-то. Без. Я потом интересовался, у нас тут есть ребята, шарят. Вроде, говорят, так может быть. Нагрелось что-то в баках, испарилось, на пяток метров хватит. Да он уж в третий раз туда-сюда гоняет до самой ямы на холме – и хоть бы хны. Глохнет тут, уже на нашей полосе.

– Да, тема.

– Тема. – Мой собеседник тяжело вздохнул, стал снова истерзанно-красивым и добавил: – Жалко парня. Сколько б веревочке ни виться… Вас таких много, а в баках-то пусто.

– Много таких?