– Да хватит вам Каравайникова носиться со своей Справедливостью, надоело! – отмахнулась судья. Она взглянула на часы, подаренные Каравайниковой Обкомом профсоюза в 1980 году, и заерзала в кресле, поправляя под собой изящную бархатную подушечку.
Процесс затягивался. Защита устала от безнадежных прений. Судья устала от наивности Защиты, от занудливой обвиняемой, не соизмеряющих свое абстрактное прекраснодушие с непреложным Законодательством Человеческой Судьбы, написанным самим Всевышним.
Воцарилось гробовое молчание. Полина почувствовала, что всхрапнула во сне и встрепенулась.
– Попрошу не богохульствовать! – Напыщенно потребовал прокурор.
– Свят, свят! – Перекрестилась Судья.
– Не будет покоя мученице и Там. Не получит она райского блаженства. Адское чистилище в преисподней ждет самоубийцу. Высокий суд должен помнить, что у нас он самый гуманный в мире. Нужно пожалеть одинокую несчастную женщину. – Лишь из упрямства дерзила честолюбивая Защита.
– Да сколько можно. В конце-то концов… Не заслужила я преисподней. Этот скот и на Том Свете будет приставать ко мне. – Дремотно обронила обвиняемая.
– А вот оскорблять не надо! Не вам, подсудимая, решать, куда ангелы пошлют свидетеля вашего позора. – Напомнила высокомерно Судья.
– Не много же жалости у ваших ангелов. – Философски, совсем неуместно вставила свое словечко подсудимая.
– Забываетесь милочка, – возвысила гневный голос судья. – Жалость унижает человека! Неужели жалость важнее справедливости!?
– Не знаю… – Потерянно обронила подсудимая.
– Да, да! Как мы забыли! Вызовите, наконец, свидетеля! – Потребовал прокурор, как прокукарекал.
– Да это же он! Он самый! Это он! – Вскрикнула обвиняемая, не дождавшись появления в кинозале негодяя-свидетеля. И проснулась.
Сердце билось как загнанное. Проснулся и кот, примостившийся в ногах. Полина положила его себе на грудь. Кот свое дело знал туго. Он сообразил, что у хозяйки стресс и заурчал особым, убаюкивающим, прямо-таки колдовским урчанием.
Вскоре Полина перестала чувствовать свое сердце.
Унижение поколебало уверенность Полины в себе. Восстановить равновесие могло только прошлое, если оно достойное.
Полина любила вспоминать. Больше потому, что бесконечно любила мать и отца, в течение месяца один за другим умерших во сне, тихой, чистой смертью. Так же чисто прожили родители и свою долгую жизнь.
"А вот у дочери смерть чистой не будет" – безразлично подумала Каравайникова.
Раньше стыдиться ей было нечего. В трудную минуту это была верная отдушина. Всю свою жизнь она стремилась жить по совести, по справедливости. Не мешать другим, не вырывать кусок из чужого горла, не подличать ради карьеры. И стремление к справедливости даже в мелочах жизни отблагодарило ее с торицей.
Благодаря обостренному чувству справедливости, Каравайникова сознавала себя женщиной порядочной, во всех смыслах. Полина была счастлива этим скромным, неброским достижением. Достижению этому не завидовали, оно не плодило врагов. Если не кичиться. Чего не скажешь про тех несчастных пройдох, кто отдал свою порядочность за прибавку к жалованию. Часто не такую уж и большую прибавку, чтобы изо дня в день лебезить перед начальством. О, Господи! Масляно заглядывать в начальственные глаза, изучать каждую гримасу на жирной физиономии, изводя себя сомнениями: угодил или не угодил.
Кот полчасика отдежурил свое и опять перебрался в ноги, где не так тепло, но зато спокойнее. Полина то и дело включала ночник, взглядывала на часы. С прошлым у нее все было в порядке, но сон все равно не хотел сменить гнев на милость.
" Нет, в самом деле, несправедливо отдавать негодяю право распоряжаться твоей жизнью и смертью". – Думала Полина, постепенно раздражаясь.
К пяти часам утра самоубийство уже не казалось лучшим выходом из тупика. Скорее самоубийство – подарок негодяю. Как хорошо, исчезает самый важный свидетель его мерзостей. Стоит ли торопиться? Скорее наоборот. Справедливость требует возмездия.
" Я устрою этому подонку другой суд. Свой суд, где я буду свидетелем, а не он. И обвинителем буду я. И мне не потребуются ни адвокаты, ни прокурор, ни судья, ни заседатели. Я сама буду за них в одном лице". – Яростно подумала Полина и опешила.
"Как все просто может разрешиться. Смерть подлеца решает все проблемы даже радикальнее, чем самоубийство. Если спокойно разобраться, если не травить себя упреками, мол, это самосуд, самоуправство, то возмездие, возмездие не такое уж противное дело! Оно не отменяет так приглянувшийся тебе выход через самоуничтожение. Успеется! Помоги Справедливости свершиться, а дальше – как знаешь. Можешь и не лишать себя жизни, можешь и покаяться, и принять наказание, и ратовать за правосудие… Но это потом… После того, как Справедливость восторжествует. В конце концов, – уничтожить негодяя – это мой долг перед Справедливостью".