Сухие бессмертники. Боевик

Нет, это еще не приговор негодяю. Скорее – сырая Идея, которую еще следовало наполнить жизнью. Прочувствовать ее во плоти, при дневном свете. В потемках яростной бессонницы эта идея была слишком хороша. Она слишком рьяно вдохновляла на подвиг самопожертвования ради торжества Справедливости, чтобы быть реальной. Возможно, утром Идея убийства обидчика распадется в первых лучах зари как демонский фантом, посеяв в душе еще больший ужас. Ужас страха за себя, в злобе докатившуюся в своем ночном бреду до роли убийцы. А, может быть, идея возмездия вовсе не бред? Пусть-ка еще посостязаются самоубийство и месть за право владеть ее сердцем, руководить и направлять её последующие действия.

Казалось бы, появилось ощущение, что не такое уж безвыходное у нее положение, но пришла другая напасть. Стало ясно, – одной, без помощи со стороны, ей не осилить акт возмездия. Нужен технический помощник или сообщник. Позарез требовалось решать и эту проблему.

Придется, все-таки, пропустить свою Идею через сторонние мозги. Поделиться, к кем угодно, перед кем угодно выговориться, выплеснуть зажатую в сердце правду о себе, – без пяти минут Судье и Палаче. Изреченная, Правда из намерения превратится в руководство к действию. Собственно, сообщник уже есть. Наркоманка Жанна в долгу у меня. Уж как извинялась за предательство в парке. И я не разгласила ее пристрастие к марихуане. Жанна на "крючке", из нее нетрудно сделать послушного зомби. Можно даже совершить возмездие ее руками… Какая, все-таки, это мерзость – месть. Она сделает меня палачом! Только подумала, а уже чувствую себя замаранной подлостью с ног до головы.

"Так что же, все-таки, выбираем самоубийство" или не выбираем? – Вернулась Полина к исходной точке своих размышлений, совершив полный круг сомнений.

"Господи, сколько же мороки! Все слова, слова, мысли, мысли, сомнения, сомнения, – никакой конкретики. Да соберитесь же вы с духом! Если Вы, мадам, брезгуете ролью палача Справедливости, если вам дороже жизни ваше чистоплюйство, так ступайте себе на балкон – перевалитесь через перила – и финита – ля – комедия".

Во дворе зашаркала метла дворника. Тоже не спится человеку.

"Убить паразита – неблагородно? А себя угробить – благородно"? – Полина почувствовала, как от возмущения зашевелились на макушке волосы.

"Ой, ли! Ты спятила, мать! Не такая уж я несчастная, чтобы искать спасение на том свете. Я прожила достойную жизнь и тем заслужила право иметь свой взгляд на Справедливость. Весь мир должен об этом узнать немедленно. Вот действительно пойду сейчас на балкон и закричу: не виновата я! Это будет великая Исповедь. Исповедь мстителя, преодолевшего в себе интеллигентское слюнтяйство. Больше того! Преодолевшего зов самоубийства! А то, что со мной случилось – ошибка в программе судьбы. Если Судьба запросто допускает такие ошибки, управление Судьбой нужно брать в свои руки".

Тело Полины свела судорога. Кот спрыгнул с кровати и отправился на половичок в прихожую, под теплый бочек песика Тотьки.

"Не давай себя дурить, девушка. – Бред, но интересно". – Усмехнулась Полина впервые за неделю.

С замиранием сердца, Полина набрала номер сестры. Исповедь жгла язык, сушила гортань, словно хватила она красного жгучего перца. Казалось – вот выплеснется душа и жизнь начнет налаживаться. Не может родная сестра не посочувствовать и не одобрить приговор негодяю.

Телефон не отвечал. Понятно. Отключили на ночь. Но мысль выговориться в исповеди и получить, хотя бы косвенное, одобрение своего решения только окрепла. Если с умом исповедаться, уверенности в своей правоте будет еще больше.

Не выговорившись, она не могла поверить, что способна на столь жестокое возмездие. Она впала в какое-то мистическое безумие чувств. Она нуждалась в трезвом слове Постороннего Разума как в напутствии перед опасной акцией. В любом слове нуждалась. И немедленно, пока еще не вернулось уныние. Годится даже осуждение. Пусть над ее кровавыми планами посмеются как над фантазией. Все равно она поступит по-своему.

Вот и кончился суд. Кончилась болтовня. Теперь Полина чувствовала себя в положении преступника, бестолково использовавшего свой       последний шанс на оправдание, свое Последнее Слово. Получалось, исповедь была ее последним желанием перед казнью.

И хорошо, что не проболталась Варваре. Какой уж у нее Разум.

Теперь Каравайникова более не рассуждала о моральности своей кары. Не по своей воле она присоединялась к изгоям общества, попирающим Закон. Ответственность ложилась на действующую по обычаям джунглей подзаконную силу – так называемую Личную Справедливость, точнее – самосуд. Нет, правда! Самосуд был единственной возможностью постоять за свою честь для таких слабых одиночек как она. Только эта темная, варварская сила могла помочь беззащитной женщине восстановить раздавленное Собственное Достоинство. Да, да! Восстановить униженному уважение к себе хотя бы в собственном воображении.