Сухопутная улитка

− Ну а ты, Лапша, готова?

Генка притормозил, чтобы опять бежать с Мариной. Почему он снова называет её Лапшой?

− Да в том и дело что… – нервно захихикала Влада.

− Ну, ничего, Лапша. Надеюсь, ты уже и не макаронина, и не вермишель. Приду болеть.

− Если увидишь что в таком дыму, − блеяла Влада.

И Марине захотелось её врезать, пнуть эту крашеную дуру, чтобы не лезла больше к её Гене, никогда не лезла, никогда!

− А у нас вчера в садике кондиционеры установили. Полчаса тарахтели вчера, ёжики в тумане…

«Ёжики в тумане» − Марина вспомнила, как шатались по фойе мальчики-гимнасты. Вот уж кто ёжики в тумане… Никого не видят, никого не слышат, шатаются каждый в своём ритме.

− Наш детский садик «Солнышко» в центре. Приходи, Лапша, в гости.

Марина молчала.

− Ну всё. Побежал я. А то моих не догнать! – Гена пропал. Скрылся в тумане.

Марина вдруг поняла, что она пробежала часть, где песок и пляж, и бежит по дороге – то есть заканчивает круг. Обычно этот круг казался бесконечным. А тут… И бежали-то медленно. Марина мучилась: Гена притормозил ради неё. Гена поговорил с ней. Но она не чувствовала нежного к себе отношения, разговаривал с ней как с другом. И почему опять Лапша?

Марина подгоняла девочек, когда шли с зарядки. Она хотела помыться под ледяным душем, собраться с мыслями. В номере Марина зло отпихнула Соню, которая уже привыкла мыться сразу после зарядки – Марина бежит накрывать, не моясь после зарядки, Варя никогда не моется, если не заставлять.

Холодный душ придал сил. «Попрошу кофе, − решила Марина. – Взбодрюсь»

− Мариночка! Завтра уже плюс двадцать один обещают, − огорошила с порога Любовь Васильевна.

− И вы им верите? –на Марининых глазах выступили слёзы. Ну не считая шоколадок, конечно. Нет! Этого не может быть. Все озверели, все сошли с ума. Весь лагерь какой-то сплошной дурдом. И Гена назвал её Лапшой…

− Весь интернет пишет, что похолодание.

Какие-то туристы, на одну ночь, ввалились шумно и суетливо, требовали, чтобы Любовь Васильевна их обслужила побыстрее.

− Сядьте там! – командовала Любовь Васильевна. Тут спортсмены в девять завтракают.

Но люди всё равно садились за все столы, а не за те два, которые были отведены в это время посетителям, − не «спортсменам».

− Сядьте там! – настаивала Любовь Васильевна.

− Ну что вы настроение с утра портите, − отмахивался турист. Он сидел как раз на Сонином месте, самом неудобном, спиной к проходу. – Дайте лучше ещё пива.

− Люди! Хватит ссориться! – сказал кто-то. − Тут страна сгорела, а вы ругаетесь!

Марина села за стол с чашкой бульона. Успела спокойно его допить до девчонок. На завтрак были котлеты с рисом. Марина отдала свою котлету Насте – какими глазами смотрела на Марину Варя – это надо было видеть! Ну а что? Варя Марине теперь не нужна. Марина прекрасно звонит с Настиного телефона, с крутого и дорого, а не с занюханного Вариного. Варя хищно ткнула вилкой в Сонину порцию, и не говоря ни слова, перетащила её котлету себе. Теперь уже Соня смотрела на Варю дико, и с презрением.

После завтрака дымка ещё больше развеялась. И турнир решили проводить не в помещении, как планировали сначала, а на улице.

− Всего три команды в младшей группе – сказала с презрением Влада, с угрозой глядя на Марину. У Марины настроение стало ещё лучше: так ей, этой Владе, и надо. Гена с ней, с Мариной, теперь дружит! А Лапшой с утра на зарядке назвал просто по привычке.

Марина с тщательно скрываемым торжеством, чрезмерно серьёзно тащила жребий с двумя капитанами других команд. По жеребьёвке выпало играть сначала с местными, потом со второй командой, из области. Если они две игры проигрывают, то вылетают сегодня с третьим местом. Завтра – только финал.

Марина пошла к трибунам. На каменных трибунах стадиона (Настя сказала, что они напоминают развалины древнегреческого храма), сидели старшие девочки, ожидали своего вердикта – Вика тоже тянула жребий. Елена Валерьевна теперь говорила с Мариной как с равной.

− Старших-то пять команд. Пока они разминаются, вы играете свои двадцать минут⁴.

− А мальчики? – спросила Влада как бы ненавязчиво, как бы между прочим, но чтобы Марина поняла, почувствовала, что она, Влада, не отдаст Гену.

− Мальчики после обеда.

− Нууу…

− Владислава! Ну сколько можно-то? – стала ругаться Елена Валерьевна. Марина любовалась тренером: она ещё больше похорошела здесь, в этот смог. Тоже загорела, скулы ещё больше выделялись на овальном правильном лице. – Сколько можно: Анжела исстрадалась, ты всё не успокоишься. Я, честно говоря, рада, что Гена за Любушкиной бегать начал. Страдай теперь как Анжела, это лучше, чем загул.

− Да ну, − прогундосила Влада. – И ничего он за Лапшой не ухаживает.

− Она у нас не Лапша, она у нас уже храбрый боец. Капитан!

− Да ну, − сказала Влада. – Они вообще мелкую травят: вы видели, Елена Валерьевна, у мелкой синяки на ногах.

Марина окаменела как те трибуны, которые как греческие.