Суккуб

– О чем задумалась? – Марк вынул стакан из моей ладони.

– Как правильно пишется: ахуеть или охуеть?

Он заржал. Отпил виски.

– Хуй – это ненормативное название полового члена. О – приставка. Приставка «а-» используется при отрицании, обозначении отсутствия или противоположности. С глаголами практически не употребляется. Это начальная школа, Лид.

– Точно, – согласилась я и подняла телефон. Он с улыбкой наблюдал, как я набираю SMS Аньке: Охуеть, Ань.

– У меня одна просьба. Всего одна, – я обернулась к нему, – не целуй меня в губы.

Иначе ты сразу поймешь о полном отсутствии опыта, а это слишком большой подарок для тебя.

– У меня ответная просьба, – ответил он с коротким кивком, – не пытайся заставить меня чувствовать вину, будто я собираюсь насиловать тебя.

Я опустила взгляд на стакан в его руке, опирающейся на подлокотник кресла. Могла ли я предположить все это, первый раз согласившись на его приглашение в гости? Еще тогда я подумала: «Бывает ли что-то просто так?»

– А какое правило русского языка работает для фразы: я в ахуе?

– То же самое. Ненормативную лексику не принято использовать в литературе. А тем, кто использует ее в устной речи, глубоко наплевать на правила русского языка.

В повисшем молчании он допил мой вискарь и отдал пустой стакан.

– Мне будет тяжело выполнить твою просьбу, – он поймал мою ладонь, поднес к губам.

Я качнула головой, пытаясь уйти от прямого взгляда. Поставила стакан на столик. На экране Воля открывал Камеди Клаб. Вслушавшись в его представления, я засмеялась.

– Ты как хочешь, а я буду смотреть, – сказала я, делая громче.

Он отпустил мою руку. Я отвернулась, увидев, что он раздевается. Явно не без труда – одной рукой.

– Я тоже, – ответил он, забираясь под одеяло. Я удивленно обернулась. Сзади него было пустое место. Если я решу ночью прогуляться, то не выберусь не потревожив. Когда я «хожу», мне наплевать на чьи-то сломанные руки и печени под коленкой. Бедная Анька… ей от меня доставалось. Что ж, предусмотрительно с его стороны отправить меня к стенке. Я вернула взгляд к Comedy Club.

– Обожаю его! Еще с Карлсона в КВН: не реви – не реву… не реви – не реву…

На сцену вышел Гарик «Бульдог» Харламов. Подобрав под себя ноги, я наклонила голову: свет от бра неприятно бликовал на экране.

– Выключи лампу, пожалуйста.

Марк отрицательно покачал головой:

– Иди сюда.

– Мне надо в душ.

– Просто иди сюда, – повторил он, указывая за себя.

Я отвернулась. Подхватив пустой стакан, пошла на кухню.

– Лида! – повысил он голос, когда я быстро вышла.

Наведя порцию виски со льдом, я вернулась. Села на пол у кровати. Поставила стакан на краешек.

– Я не хочу тебя унизить, – попыталась оправдаться. Он смотрел на меня, и во взгляде не было злобы. Не было того, что я ожидала увидеть. Просто смотрел. – И обидеть не хочу.

Не выдержав его взгляда, я посмотрела на стакан. Полчаса назад мне все казалось проще.

– Полчаса назад я думала, что все будет проще, – повторила вслух. – И мне немного стыдно за то, что я тогда думала, – я подняла лицо. Он молча слушал. – У меня не было раньше… никого. Мне просто страшно.

Отведя взгляд, он задумчиво вытянул губы. Вероятно, элементарно не поверил. Поднявшись с колен, я вернулась к столику. Даже если не поверил – не важно. Мне нужно было это сказать. Стало нужно. Потому что, говоря о страхе вслух кому-то, ты делишься им. И страх притупляется.

Поставив стакан, я начала раздеваться. Сняла футболку, лифчик. Обернулась к Марку. Можно было бы удивиться, если бы он не смотрел. Когда расстегивала джинсы, снимала их, он сел. Конечно, он не ожидал, что я стриптиз-шоу устрою. Но он сидел, подогнув одну коленку, положив на нее здоровую руку, а на нее подбородок. Я удивленно вскинула брови: что? Он улыбнулся, качая головой: ничего. Наклонившись к носкам, я сама не сдержала улыбки. Носки – это особая тема. Ни в одном фильме я не видела, чтобы женщина эротично снимала носки. Не чулки, не гольфы: обычные белые носки с мелким голубым цветочком и желтой каймой.

– Ты выбрал край, потому что я – лунатик? – я забралась к нему.

– Нет, – показалось, что он забыл об этом, – я не выбирал.

Ожидая продолжения, я села сбоку от него в идентичной позе.

– Я по диагонали сплю. Даже не собирался выбирать.

– А как же я?

Он пожал плечами: посмотрим. Обернувшись к стене, я выключила бра.

– Ты совершенно необыкновенно сказала на днях: садись, калека.

Я рассмеялась:

– Если ты ожидаешь, что я скажу: ложись, калека, – то извиняй. Не в этот раз.

Он усмехнулся и перебрался за спину. Сжал коленями мои бедра. Я отстранилась от шершавого гипса. Услышав щелчок заколки, обернулась к нему.

– В кресле найдешь, – прошептал, целуя за ухом. – Сильно карябается?

– Нет.

– Что ты думала час назад? – он продолжал целовать шею и плечо. – Из-за каких мыслей тебе стало стыдно?

Единственной здоровой рукой Марк гладил левое плечо, живот. Когда теплая ладонь обхватила грудь, я выдохнула. До нее только маммолог дотрагивался. Но у того руки были жестче. И тогда мне было страшно.

– Что?

Он явно что-то спросил…

Чуть сдвинувшись, Марк заглянул мне в лицо. В глазах играло отражение экрана.