– Не скажу, что приятно, но любопытно. Мне представляться излишне, не так ли? – мужчина вежливо пожал мою руку и откинул полотенце назад на лежак. – Ты наткнулась на мои предохранители и была вынуждена прилететь лично, – повернувшись ко мне спиной, Ласкар направился в дом. – У тебя было достаточно времени, чтобы выполнить план, – открыл дверь, пропуская меня. Определенно, этот человек меня не боялся. – Мне абсолютно не интересно, что остановило тебя во время моего купания. Могу заверить, я не могу защититься от прямого влияния. Хотя, вряд ли предоставлялся повод проверить. Возможно, сработает… Но мне надежнее быть уверенным, что от прямого влияния у меня защиты нет. Поэтому мне остается лишь подождать, пока я удовлетворю твое любопытство, или же попытаться воспользоваться стандартными методами самообороны, – я не видела, куда иду за ним по дому. Взгляд не отрывался от коричневой спины, остальное «я» превратилось в напряженный слух. – Такими, как это, например.
Когда взгляд медленно переполз с его плеча на черный пистолет, я удивленно моргнула. Подняла взгляд к его лицу и услышала выстрел. Потом еще один. Еще. Мир закружился перед глазами, все тело взорвалось болью. Потом перед взглядом оказались белые панели потолка и лицо Ласкара. Как глупо… Черт побери, как глупо…
Моргнув, я наблюдала, как он отводит дуло, наведенное мне в лицо. Сгибает руку в локте. Как прислоняет жесткое, я ощущала жесткость, даже вкус металла, его запах… прислоняет дуло к виску и прилагает все силы, чтобы не выстрелить. Видела вздувшиеся вены на висках и лбу. Ничего не выражающий взгляд. Он не боялся. Просто боролся. Как мог. Как умел.
– Не убивайте меня, Ласкар, – прошептала я. Не уверена, что он слышал меня. Я сама себя не слышала. В какой-то момент, получив передышку, он взглянул на меня сверху вниз. В глазах читалось удивление. Это была первая эмоция за минуты нашего знакомства, отличная от презрения. – Не убивайте, пожалуйста…
Когда я открыла глаза в следующий раз, перед взором оказался белый шершавый потолок. Хотелось провести по нему пальцами, таким блаженно-прохладным и приятно-шершавым он казался. Но еще больше хотелось пить. Еще через пару мгновений в меня ворвались звуки. А вслед за звуками – боль. Открыв рот, я выдавила из себя стон: пить. Тут же послышался шорох и в поле зрения показался Марк. Жалкая улыбка, сдерживаемые слезы, дрожащие руки, сжимающие мою ладонь, прикасающиеся к щекам, ко лбу, волосам.
– Пить…
Тут же во рту оказалась трубочка, и я всосала в себя воду. Расслабилась, внимательно наблюдая боль в теле. Страшно не было. Я жива – это главное. Ласкар поверил мне. Не убил. Значит, мы сможем поговорить. Почему-то теперь эта мысль казалась более здравой, чем мой визит к нему утром…
– Какой сегодня день? Сколько я тут?
Марк нахмурился, усмехнулся и отвел взгляд.
– Ты куда-то торопишься? – кажется, это прозвучало зло. Я продолжала смотреть на мужа, ожидая ответа. – Ты здесь третий день. Из тебя вытащили две пули. Одна прошла навылет. Болгарина арестовали за попытку убийства, хотя он утверждает, что это была самооборона. Вчера выпустили под залог, – проговорил Марк медленно, будто смакуя собственную горчинку в голосе.
– Он бельгиец, – поправила я.
Марк замер на полу-вздохе и остановил на мне неподвижный взгляд. Боль начала стремительно нарастать, с каждой секундой становясь все менее выносимой. Марк смотрел молча, напряженно, болезненно. В какой-то момент показалось, что ему больнее, чем мне.
– Если он придет сюда, не препятствуй. От меня потребуют показания. Я их дам сразу, как только придут полицейские. Скажи Мише… Ты сказал Мише, что меня не будет пару дней?
Выпустив мою ладонь, Марк встал и отошел. Я повернула голову к окну, за которым притаились сумерки. Утро сейчас или вечер понять было сложно. Постояв с минуту, он глубоко вздохнул и прикоснулся к лицу. Я поняла, что он вытер слезы. Отвернулась, смаргивая собственные. Заплакать сейчас было бы слишком больно. Все пули попали в живот. Все тело являлось одним сплошным пластом боли. Где конкретно находились дырки, понять было невозможно. Из руки торчала трубочка, которую, хотелось почесать, будто она была частью меня. За то, чтобы вымыться, я бы отдала день жизни. Или получила бы еще одну пулю. Одной больше, одной меньше. Здесь тоже счет имеет значение лишь от нуля до единицы…
– Что-нибудь еще?
Я вздрогнула, оборачиваясь. Марк стоял надо мной у кушетки.
– Ты бабушке не говорил? Нет? – я успокоено моргнула, когда он отрицательно качнул головой. – Не говори, перенервничают. Со мной ведь все будет в порядке? Ничего серьезного?
Не то, чтобы я спрашивала. Откуда-то была уверенность, что если ни через неделю, так через месяц или год, но я приду в норму. Присев на краешек кушетки, Марк наклонился к моему лицу и обнял ладонью щеку.
– Конечно, родная. Все будет хорошо, – поцеловал в уголок губ. На мгновение прикоснулся лбом к моему плечу, гладя пальцами щеку. – Я отойду на пару минут и вернусь. Хорошо?
Я кивнула. Конечно.
Конечно.