Суккуб

Стремительно поднявшись, Марк вышел. Посмотрев в окно, я увидела, как тонкий солнечный луч проползает по открытым жалюзи и врывается в палату. Утро.

Ощущение слабости, расползшейся по телу и придавливающей к постели, пришло через полчаса, когда вернулся Марк. Оказывается, человек от Ласкара ждал моего пробуждения и поймал Марка сразу, как только понял, что я очнулась. Самого Ласкара ко мне, по понятным причинам, не пускали.

Так вот, когда вернулся Марк с незапечатанным конвертом в руке, я поняла, что поднять руку (не говоря уже о том, чтобы перевернуться на бок или сесть) слишком утомительно. С Марком пришел доктор. Осмотрев меня и задав несколько вопросов, он удовлетворенно кивнул и вышел. Когда рука с письмом без сил упала на постель, я посмотрела на спину мужа у окна.

– Прочти, пожалуйста.

Он обернулся. Медленно, нерешительно подошел и потянулся к листку бумаги. Начал читать:

– Лида, благодарю тебя за сохранение жизни себе и мне. В местной полиции открыто дело. Уверен, для тебя не составит труда все уладить. Имена и контактные данные списком внизу. Когда поправишься, буду рад увидеть в гостях. Л.М. – Марк перевел взгляд с письма на меня. – Тут список из шести имен на английском. Должности, имена и адреса.

– Спасибо, – кивнула я.

– Куда положить? – спросил, складывая лист.

Я постучала пальцами по простыне. Мне нужны эти имена. Нужно заняться ими сегодня же. Не удивляясь, Марк подложил письмо под мою ладонь.

– Чего-нибудь хочешь?

Отрицательно качнув головой, я следила за ним взглядом. Никогда прежде на его лице я не видела этого мучительно-отчаянного и в то же время решительного выражения лица. Я прекрасно понимала, что он хочет задать миллион вопросов и первый из них: «Кто он»? Но мы оба знали, что ответом на все будет: «Не спрашивай». Я боялась представить, сколь горько ему могло быть от этого, и делала шаг назад: от его возможных переживаний к своей вполне ощутимой боли.

– Кто он? – за минуту раскаленного добела молчания он не шелохнулся.

Я вздохнула и закрыла глаза. Усталость вела взгляд куда-то в сторону. Хотелось остаться одной и поспать. Если получится уснуть с этими пульсирующими дырами в животе.

Когда я открыла глаза, Марк продолжал стоять надо мной, как изваяние.

– Я хочу отдохнуть. Посплю, разберусь с этим, – я подняла и опустила пальцы на письме Ласкара, – и все расскажу.

– Не расскажешь, – отрицательно качнул головой он.

Уверенность в голосе говорила о том, что муж успел узнать меня, изучить всю нехитрую натуру и повадки. Но это не помогало ему узнать, чем я занимаюсь, и понять, кем, в сущности, являюсь.

– Тебе на работу, наверно, надо, – предположила я устало. Марк поднял подбородок, резко вобрав в себя воздух. – Возвращайся. Я разберусь тут и вернусь к тебе.

– Лида…

– Лети домой, Марк. Со мной все будет хорошо.

Он облизал губы, не веря тому, что слышит. Обернулся к окну. Вернул взгляд ко мне, качая головой.

– А со мной? – спросил шепотом. Ведь шепот – это всего лишь шепот. В нем можно скрыть злость и боль. Намного проще, чем во взгляде. Прикрыв веки, я устало вздохнула. Марк вышел практически сразу.

Миша появился на следующий день. Предполагаю, он вылетел сразу, как только узнал о том, что я пришла в себя. Влетев в палату, он спросил без тревоги, зло:

– Какого хрена в тебя стреляли?

Повернув к нему изумленное лицо, я не нашла что ответить. На несколько секунд повисло молчание. Пока Миша разглядывал меня, черты его лица постепенно смягчались. Запахнув на груди халат и обойдя кушетку, он присел рядом.

– Ты хреново выглядишь, дорогая.

Я усмехнулась и поморщилась от боли: сократились мышцы живота. Все, что можно было перенести на два дня, он перенес. Но я задержалась еще на два непредвиденных, не прописанных в нашем расписании дня.

– Кто в тебя стрелял? Мы можем это использовать? – продолжал он тем же тоном, убирая локон с моего лица за ухо.

– Миш, я не в состоянии обсуждать это сейчас. Дай мне поправиться. У меня все болит. Я вся болю…

– Но ты хотя бы имя знаешь?

– Зачем тебе? Мы не будем это использовать. Об этом никто не должен знать.

– Но я хотя бы пожму ему руку, – усмехнулся агент, поднимаясь.

– Не заставляй меня снова прикидывать, кем бы тебя заменить. Это не смешно. Я надеялась, что наши разногласия улажены.

– Разногласия? О чем ты, Лида? Все замечательно! – Миша присел на подоконник. – Хорошая палата! Дорого обходится? – помолчал немного. Я посмотрела на темный силуэт на фоне окна и отвернулась. За плечами была работа с шестью полицейскими, расследующими происшествие в поместье Ласкара Младенова. Теперь о том, что в отдельной палате частной больницы с огнестрельными ранениями лежит россиянка, знали только мой лечащий врач и медицинская сестра. При выписке они забудут обо мне надежнее, чем дурной сон. – И потом, кем ты меня можешь заменить? – продолжал Миша тихо, чуть насмешливо, как всегда со злыми нотками в голосе. – Твой муженек не подпустит к тебе никого, кроме меня. Был повод убедиться, ни так ли?

Смысл сказанного укладывался в сознании медленно, пластами, взбаламучивая усталость. Я повернула голову к агенту.