Поднявшись, Ласкар постоял мгновение. Я не подняла лица. Тогда он развернулся и ушел.
6.
Через восемь часов сна, трех часов обвешивания деталями и уточнения формулировок для предохранителя, часа просматривания новостей и часа толкотни в аэропорту, я целовала родное лицо. С видимым усилием отстранив меня, Марк подхватил чемодан и зашагал к выходу. Я не могла унять улыбку. Я так виновата… но я залижу все раны, залатаю все прорехи…
Я хотела рассказать о докторе Давиде Малиновске, польском еврее, в чьем доме провела последний месяц, но Марк остановил меня безразличным взглядом. О Ласкаре рассказывать было нечего. По крайней мере, до того, как я не поведаю мужу долгую историю о себе самой и мне подобных. Зайдя в квартиру, я почувствовала неладное. Когда зашла в спальню, подозрения подтвердились: его монстера загнулась, кажется, окончательно. Марк не жил здесь.
Я резко обернулась и кивнула на погубленное растение. Проследив за моим взглядом, Марк пожал плечами.
– Не предполагал, когда ты вернешься. Спокойной ночи.
Он направился к двери.
– Ты не… – сердце бухало в груди. Я не верила, что его решение может быть серьезным. Что он вообще что-то решил. – Марк!
Я схватила его за руку.
– Давай поговорим. Не уходи.
– Ну, давай поговорим, – он посмотрел на сжимающие его запястье пальцы и вывернул руку, освобождаясь.
Я растерялась и потупилась. Не на такую встречу я надеялась и не такого настроя ожидала.
– Я люблю тебя, Марк.
– Я больше не играю в такую любовь. Честно пытался, но как оказалось, мне это не по силам.
– Я понимаю! Никому не по силам терпеть такое отношение. Прости меня. Я не понимала. Не видела. Я все исправлю…
– С чего начнешь?
Я совершенно растерялась, отвыкнув от его конкретности и определенности. Потупившись, пыталась выловить из вываливающихся, словно тесто из кастрюли, мыслей о предохранителе что-то касающееся моих намерений в отношении Марка. Я же думала о нем. Но что именно я думала? Было ли что-то связное, не относящееся к чувствам и эмоциям? Что я хотела исправить, какие конкретные шаги предпринять?
Почувствовав слезы на щеках, вытерла глаза.
– Ты не должен был молчать. Не должен был терпеть такое отношение.
Он улыбнулся как взрослый, раскусивший нехитрую детскую уловку.
– Каждый раз, когда я не молчал, ты просила не ныть.
– Я буду вести себя по-другому, Марк. Не уходи, пожалуйста.
– Лида, – он устало вздохнул, – если за сменой поведения не стоит смена отношения к человеку, она не принесет результатов.
– Как я должна к тебе относиться? – в поднявшемся голосе послышались постыдные истеричные нотки.
Марк молчал. В глазах застыла грусть, с какой смотрят на неизлечимого больного. Меня покоробил этот взгляд. Я могу так много, что сама не представляю где границы постепенно открывающихся возможностей. Так неужели я не смогу удержать тебя?
– Дай мне шанс.
– Хорошо, – невесело усмехнулся он, – думаю, для того, чтобы использовать его, мое участие в твоей жизни не нужно. Тебе всегда было достаточно просто знать, что я у тебя есть. Где-то там…
Я нахмурилась и не решилась снова задержать, когда он пошел к двери. Открыл и, не глядя на меня, вышел.
Присев на лавку, я скособочилась и замерла.
Через минуту или десять зазвонил телефон. Вынув трубку из сумки, я прочитала: Миша.
– Какого хрена я узнаю о том, что ты вернулась из форума?
– Какого форума?
– Тебя видели в Домодедово!
Я вздохнула и опустила голову.
– Миша, Марк ушел от меня.
Растерянное молчание.
– Я не знаю что делать. Не представляю…
– Как ты себя чувствуешь? Устала?
– Да нет, вроде. Выспалась в самолете.
– Я сейчас подъеду.
Нажав отбой, я посмотрела на часы: одиннадцатый час. Прошла в спальню к монстере. Возможно, что-то от нее можно спасти? На подоконнике жил ее кувшинчик с водой и пульверизатор. Листья пожухли окончательно, но если есть хотя бы шанс на спасение, нужно его использовать. Полив землю, я вернула кувшин на место и села рядом с бедным растением на подлокотник кресла.
Где сейчас живет Марк? Это ведь его дом. На даче? Или у родителей? Вряд ли у них… Скорее всего на даче.
Миша подъехал через сорок минут. Окинув меня обычным оценивающим взглядом, прошел и стянул ботинки. Войдя на кухню, усмехнулся красноречивому стакану и бутылке любимого и уважаемого виски рядом с ноутбуком.
– Будешь? – проявила я намек на гостеприимство.
– Я за рулем, – отрицательно качнул он головой. – Что случилось-то?
Я раскрыла и закрыла рот, сдерживая позыв зареветь.
– Я такая дура! Такая эгоистичная сволочь! Я всегда думала о нем в последнюю очередь. Мне на самом деле было достаточно знать, что он у меня есть.
Сев на стул, я закрыла ноутбук и отпила.
– У любого человека может кончиться терпение… Но я не представляю, что делать.
Миша усмехнулся. Потом неожиданно коротко засмеялся и успокоился.
– Он тебе нужен?
– Да! – я вскрикнула. Потом кивнула в подтверждение: да.
– Лид, он знает о тебе больше, чем я или Гриша? – Миша сел напротив, на место Марка. – Ты знаешь, о чем я говорю. Эти твои… способности.
Я отрицательно покачала головой, скользя взглядом по серебристой поверхности холодильника.