Суккуб

Я могла бы влезть в политику или бизнес. Даже с теми представлениями о собственных возможностях, что были у меня по окончании учебы, я смогла бы подняться в любой сфере общественной жизни, кроме науки. Не осмелилась бы…

Но какое это имеет значение, если события можно выстраивать, не вставая с дивана? Смотря прямые трансляции, я могла менять ход событий. Убедившись в этом и не желая впадать в искушение, я больше не включала прямых трансляций новостей. У всех, на кого смотрел мир, было свое место. Какие бы хитросплетения действий, таланта и труда не соответствовали той или иной карьере, цели можно было обнаружить невооруженным взглядом. С одной стороной выстраивалась власть денег, с другой – власть над миром жизни и смерти, науки, собственного существа.

Мне никогда не было нужно ни то, ни другое, ни третье. Я преклонялась перед теми, кто своим трудом и талантом спасал. Я восхищалась другими, кто не меньшими талантами завоевывал преклонение, зарабатывал состояния, открывал неизведанное. Какую нишу могла занять в этом обществе посредственность, чей дар был обратно пропорционален собственным желаниям?

На улице было не по-летнему холодно. Голые ноги замерзли мгновенно. Я вернулась в дом. Нашла во внутреннем кармане сумки sim-карточку старушки. Вставила в телефон. Не давая себе времени передумать, набрала ее номер. Долго не брали трубку. Там где она могла бы находиться, наверняка уже была ночь. Я думала о Франции.

Наконец, послышался тихий хрипловатый голос.

– Вы защитили меня от Ласкара?

Молчание. Несмотря ни на что, старушка была просто человеком, просто старой женщиной, возможно, поднятой с постели и не слишком быстро соображающей.

– Да, мы не хотели, чтобы ты пострадала.

Я закрыла глаза. За спиной послышался шорох откладываемой книги. «Ювелирные промахи мимо жизненно важных органов… Я умею стрелять…» – я кивнула себе, собирая кардиган на груди.

– Вы бомбили его дом, когда я была внутри, – упрекнула я, холодея от собственной смелости.

– Ты ждешь оправданий от меня, детка?

Я растерялась.

– Я не понимаю, кто прав, а кто ошибается. Не вижу кто друг мне, кто недруг. Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я хочу дожить до вашего возраста. Я не встану на сторону Ласкара. Просто забудьте обо мне… Пожалуйста! – казалось, мой скулеж срывается на шепот. Я сгорала от стыда и беспомощности. Я не хочу участвовать…

– Заканчивай разводить сопли, дорогая. Жду тебя на осеннем Собрании.

Старушка нажала отбой. У меня же подкашивались коленки, заставляя опуститься в кресло.

– Лида?

Марк подошел ко мне и присел на корточки рядом.

– Я запуталась. Я не понимаю. И я не хочу в этом участвовать. Ни на чьей стороне.

– Не участвуй, – пожал плечами Марк, – не убьют же они тебя за это? Если ты не будешь никому мешать…

Я коротко засмеялась. Кто знает…

На улице послышался гул. Именно такой звук я помнила с той ночи, когда мы с Ласкаром наблюдали гибель его дома. Мгновенно похолодев, я сжала руки мужа. Кинулась на улицу, волоча Марка за собой.

– Лида, в чем дело?

Я вглядывалась в тяжелое пасмурное небо, нависающее над нами, опасное, давящее.

– Лида?

Но там было пусто. Секунды медленно поглощали мое взволнованное дыхание, тревогу, замешательство Марка.

– Все хорошо, – прошептала я, пытаясь унять трясущиеся руки.

«Если в моих силах сохранить тебе жизнь, я это сделаю. Спокойной ночи».

Спокойной ночи, Ласкар.

Я улыбнуться Марку.

Не сегодня. По крайней мере, не сегодня.

7. Август 2009

Эти выходные были прохладными и ветреными. С улицы слышался стук: Марк рубил дрова для камина. Не самое полезное занятие после обеда, конечно. Но на Марка с топориком смотреть было одно удовольствие: ладный, поджарый, не оставляющий сомнений, всегда уверенный. Поежившись, я обернулась к окну. Ну, распогодится сегодня или нет?

Летнее Собрание Верховного Суккубата прошло без меня. Вероятнее всего, до осеннего я не должна была дожить. Отчетливое понимание этого холодило кровь, и я не могла согреться.

Снова всплыла идея, поставившая меня в тупик в доме доктора Малиновска. Заставить забыть их всех обо мне. Забыть о моем существовании.

Марк зашел в дом и скинул кучу поленьев в кованый держатель. Распрямившись надо мной, засмеялся в голос. Я вопросительно вскинула брови.

– Погулять не хочешь?

– Погулять? – удивилась я. – Сейчас?

Марк снова засмеялся чему-то своему. Присел на корточки рядом с креслом.

– Поехали в парк? Покатаемся на аттракционах. Можем заехать к родителям на ужин.

Я безразлично пожала плечами:

– Конечно.

Марк поворошил угли в камине. Мы лениво начали переодеваться для города. Я чувствовала, что весь он, всем существом, всеми мыслями – крутится вокруг меня. И самое важное для него – мое спокойствие и принадлежность. С сомнением я наблюдала в нем безразличие к открывшейся правде, к нонсенсу моего существования, к загадке натуры. Важно было одно: я плюс он. И в ином виде я его не интересовала. И потому та часть его мира, что вмещалась в мое время рядом с ним, укладывалась в простую формулу заботы обо мне. И не следовало пренебрегать этим. Это можно было только ценить.