И я безумно хотела спать и была рада, что Марк заехал за мной. Сама я могла уснуть за рулем. Мы шли по запутанным коридорам телецентра, и я чувствовала взгляд в спину.
За неделю, прошедшую после ДТП мы с Андреем встретились всего раз и, кажется, случайно. На очередной субботней вечеринке я почувствовала настойчивый взгляд в затылок и сцепила руки, чтобы скрыть волнение. Нам больше ничего не нужно было играть. Только теперь, прежде чем подойти, я отводила от нас все возможные объективы.
Через две недели я вошла под своды Собора святого Петра.
Заметил ли кто-нибудь мое отсутствие на предыдущем собрании? Придал ли этому значение? Осведомлен ли обо всём произошедшем? Присев на последнем ряду с края, я слушала старушку: ее голос, но не речь. Со мной у нее будет разговор особый.
На собрании упоминался Ласкар и его «проделки», слышался возмущенный ропот и восклицания, но ко мне не обратилось ни одного взгляда. Он стал их врагом, и теперь это было объявлено официально.
Лавки опустели. Я даже не вставала, чтобы пропустить выходивших женщин. Просто развернулась к ним спиной, убрав колени из прохода. Старушка сделала «кхм-кхм» и я подняла к ней лицо.
– Милая… – присела она и положила сморщенные ладошки на спинку передо мной.
– Меня зовут Лида, – поправила я ее, сама не понимая причин возмущения.
Старушка сдержанно улыбнулась:
– Ты пытаешься создать полную картину, нарушив даже маленькие правила? Что ж, так твой образ станет для меня более органичен, Лида.
Мне понравилось, как звучит мое имя в ее устах. Это зыбкое, невесомое «л» и отскакивающая, словно шарик в пинг-понге «д». Пожалуй, она умела смаковать имена. Было ли это ценно здесь, где первое, что мне сообщили, звучало как «No names!?» О, да… это было бесценно.
Она углубилась в историю их части общей организации – суккубату. Конечно же, она пыталась убедить меня вернуться на их сторону в вопиюще неравной борьбе с Ласкаром и мирскими катаклизмами. Миролюбиво и решительно подняв ладонь, я покачала головой:
– Я не встану на сторону Ласкара. Я не поддерживаю его моральных принципов, хотя с идеологией согласна. Но я никого не собираюсь останавливать и тем более убивать, – я повела головой для выразительности и веса следующей фразы. – И я также больше не вижу себя среди вас, – я боялась, что старушка перебьет меня, но она подбадривающе кивнула. – Если есть какая-то нейтральная сторона, я хотела бы занять ее. Если нет, то я буду первой. Ваша позиция, позволяющая изменять чьи-то судьбы, для меня неприемлема. Я считаю это неправильным. Я… сомневаюсь, что вы имеете на это право.
– Смело, – усмехнулась она.
– Я не опасна для вас и хочу безопасности для себя, – это уже походило на мольбу. – Я совершенно не ценна для вашей организации. Мои познания не выходят за рамки стандартного образования. Я поверхностна и никогда не интересовалась ничем действительно важным! Я же, по сути…
– Действительно важным? – перебила старушка. – Думаешь, пожарных, когда они выносят из горящих домов обезумевших от страха людей, кто-то спрашивает первый закон термодинамики или температуру кипения селена? Думаешь, доктора, выполняющего операцию на сердце, кто-то спрашивает сводки движения мировых индексов? Думаешь, сидящий над микроскопом ученый имеет понятие о том, какие рычаги своего существа ты приводишь в движение, отдавая прямые команды? Что ты считаешь действительно важным?
Я растерянно потупилась.
– Никто не осведомлен о мироздании лучше, чем пятилетний ребенок, разглядывающий жука в траве. Если ты не успела засорить свой мозг знаниями, которые никогда в жизни тебе не пригодятся и при этом, не делая никому зла, сумела обеспечить себе существование и реализацию, то я не вижу повода к самобичеванию.
Старушка какое-то время помолчала, разглядывая лакированную спинку между нами.
– Кому ты доверишь определять нормы твоей морали, знаний, щедрости? Кому вообще позволено определять нормы, милая?
Я сглотнула, следя за ее пальцами, скользящими по гладкой поверхности спинки туда и обратно.
– Сомнение лежит в основе любого искания, детка. Но никакое искание не обязано сопровождаться сомнением в самой себе.
– Но если я не вижу даже намека?..
– Значит, твое время еще не пришло.
Она поднялась и обернулась к золоченым фигурам отцов церкви. Крикнула в пустоту знакомую фразу. Повторила ее по-итальянски.
– Оставьте меня в покое! Я не собираюсь мешать вам, но я не считаю то, что вы делаете – правильным! – повторила я и поднялась, сжимая правый кулак.
Старушка обернулась ко мне с удивленной улыбкой.
– Что же ты собираешься делать, Лида?
– Вы сказали, что скоро понадобятся все мои силы. На что?
Изящно отмахнувшись от моего вопроса, она покачала головой.
– Если бы вам удалось убить меня… Меня и так нельзя было бы использовать, – я начала путаться, иностранные слова будто замораживал язык.
С минуту старушка сверлила меня взглядом, раздумывая или планируя – не знаю. Становилось жутко. Казалось, она предусматривает то, от чего я не успела защититься.
– Хорошо. Если ты обещаешь не вмешиваться на стороне Ласкара в том числе…