Суккуб

Проиграл… Неожиданно он понял, что проиграл, что все его рассуждения не стоят и ломанного гроша. Он хотел ее, хотел безумно, он не мог жить без нее. Он видел ее глаза — бездонные черные колодцы, он помнил ее волосы — обжигающе черный шелк струящихся кудрей, он чувствовал ее губы — их аромат, нежность, тепло… Как он мог отказаться от нее? Как он мог после того, как она подарила ему целый мир — мир на двоих, в котором были только он и она, как он мог только помыслить предать ее? В чем была ее вина? Ни в чем, он сам в своем эгоизме испугался за свою призрачную свободу, не понимая, что получает в замен. Дурак, идиот, собственными руками едва не погубивший свое счастье! Хотя, с другой стороны…

Из груди его вырвался звериный вопль, переходящий в рыдание. Он не знал, НЕ ЗНАЛ, чего он действительно хочет! Он запутался, он тонул в собственных сомнениях, они раздирали его душу, сжигали его мозг, сводили с ума. Он кинулся в коридор, сунул ноги в первые попавшиеся ботинки, сорвал с вешалки пальто и выскочил за дверь. На воздух! На улицу! В город, в ночь! Бежать отсюда, прочь из этой квартиры, ставшей ему тюрьмой! Он не мог больше дышать ее затхлым воздухом, не мог слушать эту оглушающую тишину. Бежать туда, где люди, пусть даже картонные, пусть! Вдруг они все-таки примут его, вдруг они ЖИВЫЕ!

Самуэль выскочил на улицу, его окатила волна холода, но он ее даже не почувствовал. Он бежал к людям, у них он искал помощи, но где же они? Никого, лишь только морозный ветер гонит по асфальту бумажные обертки, да тускло светят над головой фонари. Улица пуста, нет пешеходов, машин, закрыты все магазины, рестораны, только всполохи неоновых реклам бесполезно мерцают в тишине. Город умер, он бросил Сэма на произвол судьбы, так же, как Сэм до этого бросил его. Самуэль закричал, но крик его затерялся среди домов, растворился над крышами, и только слабое эхо откликнулось ему с высоты.

Тогда Сэм побежал. Он не знал, куда он бежит, зачем. Он просто бежал, лишенный всяких мыслей, желаний. Вся жизнь его стала этим бегом, бегом от себя самого.

Пробежав два квартала, Самуэль зачем-то свернул в маленький переулок и остолбенел. В конце переулка он увидел удаляющуюся от него женскую фигуру. Сердце его комом подкатилось к самому горлу, а потом резко ухнуло вниз.

— Стойте! Подождите! — крикнул он и побежал к ней, спотыкаясь от усталости, оскальзываясь на лужах, задыхаясь. Но женщина не слышала его. Она уходила все дальше, дальше, вот сейчас она повернет за угол и тогда все, все! Он никогда не найдет ее в этом огромном пустом городе, и тогда он погибнет!

Самуэль рванулся за ней из последних сил. Холодный колючий ветер дул ему в лицо, но Сэм упрямо бежал, не обращая на него никакого внимания. Пальто сковывало его движения, он путался в его полах — долой пальто! Только бы не упустить, только бы догнать, а там…

Женщина заметила его, она приостановилась, обернулась. Самуэль обрадовано махнул ей рукой, но она почему-то испугалась и побежала от него прочь. Сэм взвыл от обиды и прибавил еще. Вот уже и переулок кончается, но женщина стала ближе. Она бежала как-то неуклюже, то ли ей мешали высокие каблуки, то ли она просто оказалась никудышней бегуньей, но он настигал ее. Женщина выбежала на залитый яркими огнями проспект и на миг обернулась. Что-то в ее лице показалось Самуэлю знакомым, но задумываться над этим не было времени. Он почти догнал ее.

*****

Офицер Гризвальд ненавидел этот район. Его патрульная машина медленно катила по центральному проспекту мимо домов, в которых жили респектабельные люди. Себя к ним офицер Гризвальд не относил. Он ненавидел их. Куда ближе и милее ему были рабочие кварталы, трущобы, гетто, где он был королем. Там все решала сила и его полицейский жетон. Там он мог безнаказанно убивать, и никто не в силах был ему противостоять. Попытка оказать сопротивление… или вы хотите сказать, что ее не было? До сих пор таких смельчаков не находилось. Иное дело здесь. «Как вы могли, что вы себе позволяете, я буду отвечать только в присутствии моего адвоката!» Гризвальд злобно сплюнул через приоткрытое боковое стекло. Ублюдки! Даже преступления здесь были иными. Да, в трущобах тоже убивают, но виной всему — нищета. Голод, холод, пьянство, наркотики, проституция — вот ее плоды, и офицеру Гризвальду было даже жаль этих людей. Немного. А здесь? Богатые сынки-наркоманы, убивающие из развлечения, купающиеся в роскоши наследники, не сумевшие поровну разделить неправедно нажитые отцовские миллионы, извращенцы всяких мастей, истощающие свою плоть самыми гнусными способами… Содом и Гоморра! Выжечь бы эту мерзость каленым железом, глядишь, и дышалось бы легче!