Небо было странным, сюрреалистичным, словно фантазия Сальвадора Дали, с низкими молочно-белыми облаками, взбитыми, как ванильные сливки на кристально-голубом фоне.
– Черт возьми, здесь нужно прибраться! – сказал Маккейн, выходя из дома. Кристин держала его за руку. Их тонкие пальцы были сплетены между собой, взгляды томные, с оттенком удовлетворенности и какой-то странной тревоги. – Может быть, нанять пару садовников, ландшафтного дизайнера, строителей и архитектора из "Рок компани", который отвечал за строительства центрального парка и акватория в нашем городе…
Их окружили заросли шиповника. Выложенная каменными плитами аллея ровно тянулась вдаль. Сорная трава, разрушая старый раствор, пробивалась между плит желто-зелеными пучками. Ветви шиповника бессмысленно торчали в разные стороны. Многолетние цветы в клумбах вырождались, теряя сочность бутонов и стройность форм. Гниющие листья, желтые, зеленые, ядовито-красные, были сметены ветром под извивающиеся кривые стволы кустарника и напоминали живой ковер. Сырость и тлен наполняли воздух. Распад и забвение. Хаос и смерть…
– Как ты можешь жить здесь? – спросила Кристин.
– Как и в любом другом месте.
Они свернули в сторону. Разросшийся вьюн преградил им дорогу. Его мокрые листья жадно лизнули их лица, руки, застывшие капли скатились за шиворот. Вьюн был повсюду: стелился по земле, скрывая каменные плиты, обвивал скамейки и столики, даже шиповник и тот не избежал этих объятий, изгибаясь стволами и отступая вглубь своих зарослей, словно разбитая армия, сдавая позиции.
Маккейн очистил скамейку. Кристин села к нему на колени.
– Скольких девушек ты приводил сюда до меня? – спросила она.
– Ни одной.
– Я тебе не верю.
– Последние годы я предпочитаю спальню.
– Ты всего лишь мальчишка.
– Не говори, что тебе не понравилось.
– Понравилось.
– Хочешь сделать это здесь?
– Не очень.
– Да, ладно. Тебе понравится. – Он развернул ее к себе лицом. Расстегнул молнию на своих брюках, поднял к поясу ее юбку.
– Как ты это делаешь? – спросила Кристин.
– Что делаю?
– Возбуждаешься так быстро.
– Я не знаю. Не думал об этом.
Она охнула, закрыла глаза. Ставшее синим небо разродилось внезапным дождем.
– Как мокро! – засмеялась Кристин. Маккейн все еще сжимал в руках ее бедра, но она уже одергивала юбку и поднималась на ноги.– Посмотри на них! – сказала Ламия. Кевин припал к окну. Маккейн, Бредли и Кристин сидели за столом. Свечи, ужин, вино в бокалах – там, а здесь… Здесь ветер, холод, да дождь. И еще Джесс. Такая красивая. Такая мертвая… Смех. Этот дьявольский женский смех! Кевин видел, как смеется Кристин. Голова запрокинута, грудь вздрагивает… Счастье…
– Я вам не верю! – заявила она.
– Да говорю тебе, прокурор – гей. – Маккейн отобрал у Бредли пачку сигарет. – Скажи, что это так, брат! Скажи, иначе я выброшу твои сигареты в огонь!
– Прокурор – гей. Доволен?
Снова смех Кристин.
– Врете вы все!
– Расскажи ей. – Маккейн поднес пачку к огню в камине.
– Рассказать?
– Ну, да.
– Рассказать что? – Кристин закурила.
– Лет пять назад, на дне независимости, Дариус перебрал и домогался до него. – Бредли забрал у брата сигареты. – Доволен?
– Лет пять назад?
– Может, шесть. – Маккейн, улыбаясь, смотрел, как огонь пожирает древесину.
– Сколько же тебе тогда было?
– Вот только не надо фрейдизма, ладно? К тому времени я уже знал и более странных людей. Педофилы, гомосексуалисты, лесбиянки… На дворе эра будущего, черт возьми!
Кристин стала вдруг серьезной.
– Поэтому ты такой?
– Какой?
– Злой.
– Нет.