Дюк ухмыльнулся.
Эрику Тарпу уже было всё равно. Он делал то, что должен был делать. «Резиновая Рамада», — так называли это место сотрудники. Это была государственная психиатрическая больница. Его заперли, забыли, но это было хорошо, не так ли? Мир забыл о нём сейчас, спустя пять лет. Но так было и у НИХ.
Они никогда не могли контролировать его так же хорошо, как и других. Им не нужны были люди, которых они не могли контролировать. Дети были прикрытием; Эрик ничего из этого не делал. Он, конечно же, хоронил их и похищал некоторых людей. Но он не убивал этих младенцев.
Дюк был другой историей; он был сумасшедшим. В отличие от шизоаффективных или бредовых психотиков. Ему было просто на всё плевать, это был подлый придурок. Синдром Ганзера, так это называлось, его место было в тюрьме, а не здесь. В суде он выдумал историю о том, как инопланетяне из созвездия Орион общались через передатчик, имплантированный в одну из его пломб.
— В этом был замешан дантист, — сказал он судье. — Это они заставили меня сделать это.
Он изнасиловал шестнадцатилетнюю девушку и отрезал ей руки.
— Они сказали, что им нужно оружие, — сообщил присяжным Дюк. — Но так и не сказали, зачем. Просто сказали принести им оружие.
Его признали невиновным по причине клинической невменяемости. В таком состоянии Дюк никогда больше не выйдет на свободу.
Но Эрик тоже. Они позаботились об этом.
Эрик знал, что они делают. Когда-то он был одним из них. Бригореккан. Копатель.
«Я должен дозвониться», — подумал он.
— Не торопись, тебе всё равно уже придётся сделать ЭТО дважды, — сообщил ему Дюк.
Здесь было четыре класса пациентов. Класс с особыми мерами предосторожности, класс I, класс II и класс III. Класс с особыми мерами предосторожности был ограничен комнатой для наблюдения. Там были в основном аутисты и самоубийцы. В комнате всё время находились два специалиста, и большинство содержантов оставались связанными либо в надкроватных сетках Posey, либо в смирительных рубашках Bard Parker. Класс I не мог покинуть здание А, главное крыло; их мир был спальней и комнатой отдыха. Но класс II должен был жить в здании B, и ему разрешалось есть в столовой. Класс II также наслаждался роскошью экскурсий под присмотром, волейболом на свежем воздухе и полным блужданием по зданиям от B до E. Они могли пойти в регистратуру, рядом с которой была библиотека и музыкальный уголок, а также автомат с закусками — при условии, что они были в сопровождении лаборанта или пациента класса III.
На прошлой неделе Эрик прошёл проверку совета директоров на получение статуса класса II. А Дюк уже почти год был классом III.
Они вдвоём заключили сделку.
Ещё одна роскошь статуса более высокого класса заключалась в том, что вы могли пользоваться телефоном-автоматом в приёмной в любое время с девяти утра до десяти вечера. Сделка Дюка заключалась в следующем: он воспользуется своей привилегией сопроводителя класса III, чтобы отвести Эрика к телефону-автомату, а также даст ему мелочь на звонки. У Дюка был дядя, который каждый месяц присылал ему деньги и сигареты. В автомате пациенты классов II и III могли купить всё, что хотели: сэндвичи для микроволновки, шоколадные батончики, Coca-Cola. Магнитометр Diebold на входе предотвратит попадание в общежитие любых острых металлических предметов, таких, например, как крышки от бутылок.
— Итак, вот в чём дело, — предложил Дюк. — Один поход к телефону и тридцать пять центов за отсос.
Первые несколько раз были ужасны, но Эрик заставил себя привыкнуть. У него были деньги на свободе, но некому было принести их ему. Как ещё он мог зарабатывать деньги здесь? Несколько раз Дюк отказывался платить.
— Нет, пока ты не поймёшь, как это делать правильно, фея. Держи губы над зубами.
В конце концов, Эрик научился «делать правильно».
— Просто потому, что я позволил тебе это сделать, — однажды подтвердил Дюк, — я не хочу, чтобы ты думал, что я какой-то педик. Ну… Нет. Я думаю обо всех своих цыпочках, которых я трахал, пока ты сосёшь мне.
Дюк был тем, кого врачи называли «сценическим социопатом с однополярными гиперэротическими наклонностями». Он хвастался сексуальными преступлениями своего прошлого. Он изнасиловал десятки девушек, в основном «барных деревенщин и наркоманок», как он их называл.
— Убил многих из них тоже.
— Почему? — спросил Эрик своим надломившимся голосом.
— Ах, что за вопросы, фея? Вот дерьмо! Убить их — лучшая часть. Ничего страшного, если ты их убьёшь, — он расхохотался. — Однажды я подобрал эту худенькую белокурую сучку. Я посадил её на заднее сиденье своего фургона, понимаешь, и я выбил из неё всё дерьмо. Боже, она была так обдолбана наркотиками, что не понимала, что происходит; я мог бы засунуть баранью ногу ей в задницу. В любом случае, когда я уже собирался кончить, я снёс ей затылок своим Ruger Redhawk.
— Это отвратительно, чувак, — ответил Эрик. — Ты чёртов монстр.
— Смотрите, кто заговорил! — ответил Дюк. — Ты убил кучу младенцев и называешь меня монстром? Дело в том, сука, что мы все внутри монстры.