Суккубы

Суд не санкционировал дальнейший гипносинтез или наркоанализ. Они были удовлетворены тем, что Тарп был просто биполярным шизофреником, разыгрывающим иллюзию сна. Дело было закрыто. Но это не устранило противоречий. Неудивительно, что Грин никогда не был удовлетворён. Эрик Тарп явно страдал галлюцинозным бредом, однако его реакционная способность, результаты психологических тестов и визуальной оценки не указывали на бредовое поведение. Это были не те вещи, которые человек мог подделать. Он положил стенограммы и полез обратно в сумку, извлекая блокноты. Единственным развлечением Тарпа в отделении было рисование. Сразу же доктор Гарольд заметил рудиментарные, но подробные художественные навыки. Рисунки были захватывающими; их были сотни. Многие странные слова из монологов Тарпа были написаны между сценами. Хасл. Мунуки. Реккан. Эскиз очереди обнажённых женщин, разрезающих мужчину, был подчёркнут: вихан. Ещё больше женщин смотрели на полную луну с раскинутыми руками: доэфолмон. На многих эскизах были изображены оргии, обнажённые женщины, прорисованные до мельчайших деталей, поверх мужчин с пустыми лицами. Под ними читалось: сексспел, и на многих рисунках в стороне стояли второстепенные фигуры с такими же пустыми лицами. Тем не менее, одно лицо на каждом было, очевидно, художественным воплощением Тарпа самого себя: бледное, с широко открытыми глазами, пристально смотрящее. А вот и этюд на всю страницу: он нарисовал себя с лопатой в какой-то дремучей лесной лощине. Бригореккан — гласил он. Пациенты, особенно шизофреники и галлюцинотики, часто создавали собственные словари для своих личных деменций. Часто встречалось слово Фуллухт Лок, а ещё чаще: лилок.

Всё это было с сексуальным подтекстом. Безумие Тарпа, должно быть, было побочным продуктом грубых сексуальных страхов. Он не ненавидел женщин, как светские женоненавистники, он их боялся. Мужским фигурам на эскизах были присвоены грубые черты лица. Но женщины были другими. Их тела были прорисованы до мельчайших эротических деталей, но чего-то им всем не хватало.

Лиц.

Ни у одной из женщин не было лица, и это был ещё один явный признак бредовой сексуальной фобии.

«Он не может, — понял доктор Гарольд. — Он не может нарисовать их лица, потому что боится».

Доктор Гарольд перевернул случайную страницу. Он сделал паузу.

Вот было лицо.

«Боже», — подумал он.

Его ясность ошеломила его. Он смотрел на рисунок женщины на всю страницу. Луна светила сквозь заросли ежевики и полосы деревьев; женщина стояла в лощине. Доктор Гарольд вздрогнул. Набросок был больше, чем набросок — это была дихотомия, сочетание крайностей. Отвращение столкнулось с эротической красотой. Извращённое столкнулось с благоговейным.

«Что происходило в голове Тарпа, когда он писал это?»

Доктор Гарольд в своё время повидал немало произведений искусства пациентов. Искусство было катарсисом, а катарсис сумасшедшего логически отражал безумное искусство. Но это…

Доктор Гарольд никогда не видел ничего подобного. Это было ужасно… и прекрасно. Красноречиво и душераздирающе. Он никогда не видел произведения искусства столь чистого и в то же время столь непристойного.

Женщина умоляюще стояла. Её руки были расставлены, словно приглашая в объятия, но пальцы были чрезвычайно длинными, а ногти торчали, как гладкие тонкие когти. Длинные ноги сведены вместе, образуя идеальную фигуру в виде песочных часов. Груди были нарисованы так тщательно, что на странице они казались трёхмерными. Они были высокими, крупными, с большими тёмными кругами вместо сосков. Так же был нарисован и лобок: блестящая пушистая солома на фоне чистой белой кожи. Волосы женщины превратились в большую тёмную гриву. Двойные крошечные утолщения, казалось, торчали изо лба, почти как…

«Как рога», — понял доктор Гарольд.

И лицо…

Лицо было не чем иным, как двумя щелевидными глазами над чёрной открытой пастью, полной игольчатых зубов.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Что-то беспокоило Мартина весь день. Кошмар, конечно. Обнажённые девушки причудливо рисуют на деревьях посреди ночи. Мешки, которые он закопал, а потом Мелани… И Мэдин…

Весь день он пытался забыть об этом. Даже Энн со своими собственными травмами во сне заметила, что он не в себе. Они пообедали и поехали. Он надеялся, что красивая поездка по живописным местам отвлечёт его мысли, но куда бы он ни посмотрел, он видел лес, а когда он видел лес, он видел сон. Они проезжали мимо универсального магазина, и он увидел снаружи Мэдин, подметавшую аллею. Она повернулась и помахала рукой, как будто почувствовала, как они проезжают мимо. Мартин слегка вздрогнул. Мгновенный взгляд вызвал у него яркие воспоминания.

«Странно, но после ночного кошмара меня необъяснимо к ней тянет, — понял он. — Но почему?»

Но это было больше, чем просто мысли. Он знал, что что-то происходит.

В то утро он и Энн занимались любовью. В последнее время казалось, что между ними что-то не так, что ей это не нравится.

«Мужская паранойя», — всегда заключал он.