Сулейман. Я выбрал тебя (СИ)

Впервые прошу его сама. И понимаю, что ему это заходит. В глазах вспыхивает радость, а на губах рождается легкая улыбка, преображая лицо.

– Конечно, – склоняется и вновь касается своими губами моих.

Но сейчас не жадно, а легко, даря мимолетную ласку. И мне это нравится. Не только бешенный напор, а нежность, умение не перегибать.

– Что тут происходит? – летит недовольное со стороны входа вместе с ударом двери о стену. – Так вот почему ты меня из дома выгнала, Прохорова? Нового ебаря завела?

По голосу сразу узнаю своего бывшего и дергаюсь, чтобы обернуться.

Хочется матюгнуться, рявкнуть в ответ, чтобы закрыл поганый рот и следил за словами. Не на базаре гуляет, придурок. А лучше вообще за дверь выставить, и не только мою, а всего здания, и на вахте заодно предупредить, чтобы не пускали сюда кого не попадя.

Но Сулейман опережает.

– Так это с ним ты рассталась? – спрашивает спокойно, игнорируя пыхтящего за спиной Кравцова.

Так спокойно, что мне страшно становится. Ведь я смотрю в его глаза и вижу, как расслабленность и нежность растворяются, зато поднимают голову холодный расчет, ненависть и сосредоточенность.

– Угу, – киваю, сглотнув пересохшим горлом.

Никогда в такие переделки не попадала. Никогда не гуляла с двумя сразу. Никогда не стремилась вызвать ревность у одного, используя другого. Никогда…

– Сулик, – шепчу, боясь, что он сейчас надумает всякой ерунды, которую от Кравцова можно легко ожидать.

– Все в порядке, ты чего испугалась? – Султанов легко считывает мой нервяк и поглаживает ладонями спину. – Твой бывший, наверное, тебя не понял, – а вот сейчас Сулейман оборачивается к Вадиму и наклоняет голову вбок, отчего в шее громко щелкает. – Ничего, я повторю ему еще раз, более доходчиво, чтобы он больше не забывал.

– Чё ты там сказал? – бессмертный Кравцов складывает руки на груди, выпячивая ту колесом.

Я же мысленно качаю головой.

Ой, дурак! Ему бы идти надо, а лучше бегом бежать и не оглядываться, потому что Султанов совсем не шутит. Но бывший оказывается либо слишком недогадливым, либо чрезмерно глупым.

– Сулик, не надо, – прошу, перехватив смуглую ладонь, и заглядываю в темные омуты.

Переживаю, что он сильно устал, что не выспался, а тут еще дурной Вадичка воду мутит.

– Всё будет хорошо, Машенька, – приподнимает Султанов мою кисть и целует запястье в том месте, где совсем недавно сошли синяки. – Не переживай, ладно. Я вечером позвоню.

А затем обходит меня и вместе с Кравцовым покидает кабинет.

Глава 25

Всё будет хорошо.

Всё будет хорошо, Машенька. Верчу в голове слова Султанова, вот только без его присутствия они блекнут и теряют силу.

Будет хорошо…

Черт подери! Я не хочу, чтобы всё когда-нибудь потом было хорошо, хочу сейчас! Устала от подвешенного состояния.

Неведение убивает. Хотя, нет, раздражает. Да, так правильней. Все три с половиной оставшихся до конца рабочего времени часа сама себе напоминаю львицу, бегающую из угла в угол клетки, порыкивающую и смотрящую вдаль. Я же поглядываю на телефон, хоть и понимаю, что Султанов обещал лечь спать, а решить вопрос по мобильному позже.

В 17.55 звучно выдыхаю и сворачиваю еще с утра открытое окно на мониторе. Выключаю системник и иду одеваться. Говорят, родные стены лечат, вот и проверю на практике. Пойду домой и попробую переключиться на что-то иное. Да хоть той же уборкой займусь. Всё отвлекусь.

Ровно в 18.00 сбегаю с крыльца здания и прямой наводкой лечу в квартиру, но у самого подъезда вспоминаю, что дома нет хлеба, и разворачиваю ноги в сторону продуктового. Не хочу сегодня готовить, сделаю горячие бутерброды, и красота. Значит, тостовый хлеб куплю обязательно.

В магазине очередь, но небольшая. И эта задержка будто приводит мысли в порядок. Впереди меня бабулька и мальчишка-школьник с пачкой чипсов, я третья. Старушка суетливо, слегка непослушными руками выкладывает на ленту четыре пачки корма для кошек, пакет молока и половинку хлеба. Не знаю, почему концентрируюсь на ее продуктах. Скорее, от нечего делать или потому что мысленно ее подгоняю.

– Сто девяносто два рубля. Наша карта есть? – кидает, не глядя, ушатанная за день кассирша.

– Нет, милая, – бабулька шарит по карманам и отрицательно качает головой, – вот деньги протягивает морщинистую ладонь со слегка скомканными купюрами и монетами.

– Мне так неудобно, кладите на подставку, – фыркает работница торговли.

– Конечно, – бабушка теряется, но выполняет.

Даже бумажную деньгу пытается расправить.

– У вас тут не хватает. Еще тридцать рублей надо, – недовольство от задержки очереди прорывается в звонком голосе кассирши.

– Ой, а больше нету.

– Значит, что-то оставляйте. Я сейчас старшего кассира позову, будем отменять позицию, – ворчит продавщица и поглядывает на очередь, – вон какую толпу собрали, а люди с работы уставшие. Зачем было столько кошечьей еды набирать?

Бросает с упреком, явно ожидая поддержки от других. Но, странное дело, все, как и я, лишь смотрят, но комментировать отказываются.