Сулла бы одобрил

– Вот что, парень… Ты приготовился убить двести человек в зале. Большинство, конечно, полные говнюки и бездельники, а планету чистить пора, но сейчас тут четверо молодых ученых, что утром улетают в Штаты на конференцию. Их убивать нельзя, это наше будущее. Так что забирай свою бомбу взад и катись отсюда. Можешь встать.

Он разогнулся, взгляд его был испытующим, проговорил хриплым голосом:

– Думаешь, поверю, что отпустишь?

– Не поверишь, – ответил я, – застрелю и скажу, что пришел уже застреленный. А бомбу отключу, я умею. Ну?

Колеблясь, он отключил бомбу, я следил внимательно, он отступил на шаг и с обреченным видом опустил руки.

– Спрячь в сумку, – велел я.

Он выполнил послушно, по моему кивку закинул лямку через голову на плечо. Я кивнул в сторону выхода. Он отступил на пару шагов, не отрывая от меня взгляда, медленно повернулся и пошел к двери. По напряженной спине и плечам я понял, что ждет выстрела в затылок.

Уже у самой двери оглянулся, мой пистолет смотрит дулом в пол, спросил с надеждой:

– Ты кто?

– Лекарь, – ответил я. – Или чистильщик. Даже золотарь! Иди и не греши… без острой необходимости. А с нею можно, Бог простит. Почему бы тебе не пройтись по другим ночным клубам?

На лице удивление все шире, наконец медленно кивнул, распахнул дверь шире и шагнул в темный проход.

Я сунул пистолет за пояс, так носили пираты и всякие там корсары, рубашку выдернул из брюк, сейчас модно носить навыпуск. Для нас, людей, это неряшливо, а для бесполезников свобода самовыражения, хотя что может выразить бесполезник?

Все-таки простые решения есть, а мы совершенно зря усложняем все, что попадается на глаза.

Когда Наполеон расстрелял герцога Энгиенского, все короли, императоры и властные лица закричали о преступлении, только Талейран сказал: «Это хуже преступления, это ошибка».

Я не юрист, в тонкости юриспруденции вдаваться не буду, потому человек, выступающий против власти, для меня неоднозначен: то ли преступник, то ли ошибается, а может и в чем-то прав.

Зато человек, который вместо того, чтобы работать, грабит тех, кто работает, для меня без сомнения преступник. Как правило, это люди с крайне низким интеллектом и нежеланием вписываться в рамки общества.

Если не желают жить по законам общества, ну что ж, таких удаляли. И сейчас никакая гуманность не должна защищать тех, кто вредит обществу.

Я выпустил две обоймы в лесу, привыкая к тяжести пистолета и неожиданно сильной отдаче, с первого же выстрела попал в деревцо в пяти шагах, потом с десяти, и даже с двадцати всадил пулю рядом с первой, что обрадовало, но почти не удивило, наверняка такая точность заслуга цифровизации моей нервной системы.

«Алкома» все точнее понимает мои требования, хотя слово «понимает» неуместно в применении к машине, но предсказания насчет крупных ограблений дает все точнее.

Это мелкие трудно предусмотреть, чаще всего вообще спонтанные, а к крупным готовятся достаточно долго, потому по переписке, как бы ее не прятали, «Алкоме» обычно удается проследить весь ход будущей операции.

В полночь я расстрелял целую банду, когда с награбленным выбежали из богатого особняка, со второй хотел поступить так же, но мелькнула холодная и четкая мысль: зачем усложнять?

Встретил их, как только вышли из авто, выждал, пока оденут на головы чулки, задуривая видеонаблюдение.

В этот момент я выступил из тени, выстрелил в ближайшего, затем в главаря, а третий выронил из рук заготовленный пустой рюкзак для сбора добычи, вскинул дрожащие руки.

– Постой, не стреляй!

– Почему? – спросил я.

Он ответить не успел, да и что мог сказать? Выстрел хлопнул тихо, словно пробка вылетела из бутылки с шампанским.

На стерильно чистом лбу без единой морщинки появилась темная дырка, я успел увидеть именно так, тут же изнутри заткнуло тугой пробкой темно-багрового тромба.

Тело еще только опускалось на землю, а я развернулся и пошел вдоль. На сердце ни жалости, ни страха, ничего, словно бросил в урну бумажку от мороженого. Видимо, побочный эффект цифровизации, но сейчас не кажется, что нечто важное осталось недописанным.

Когда-то после Великой Отечественной Одессу захлестнула волна преступности. Милиция не справлялась, к тому же банды и вооружены лучше, и люди в них с военным опытом. Тогда маршал Жуков, которому поручили навести порядок, принял решение насчет операции «Маскарад».

Силовики переоделись в элегантные костюмы, в сопровождении красивых женщин в дорогих платьях пошли в рестораны, а то и сразу на улицы, а как только приближались бандиты с требованием «кошелек или жизнь», сразу открывали огонь на поражение.

В первую же ночь ликвидировали полсотни бандитов, и так продолжили пару месяцев. Трупы не убирали нарочито долго. Юристы возражали, негуманно, однако с крупной преступностью было покончено, остались только карманники и мелкие аферисты, да и те затаились.

Вывод: когда опасность чересчур, закон должен заткнуться и отойти в сторону, так сказал Сулла. А когда завершил свою операцию, то сдал полномочия диктатора и сказал: а вот теперь закон пусть снова берет судьбы мира в свои руки.