Сулла бы одобрил

– Даже нужно. Чтобы быть человеком, надо стоять на цыпочках. Но если стоять слишком долго, человек устанет, озлится и опустится так, что дерьмо захлестнет с головой.

Она чуть кивнула, не спуская с меня взгляда.

– Как и случилось со строителями коммунизма?

Я взглянул на нее с любопытством.

– Даже странно слышать такое от женщины. После умностей как-то неловко тыкать в нее пенисом. А уж насчет отсосать или в жопу так и вовсе…

Она улыбнулась.

– Мы с вами опустимся с цыпочек, станем проще. Я побуду просто самкой, в которую удобно тыкать пенисом во все щели.

– Напиваться для этого не придется?

Она покачала головой.

– Сумеем без.

– Прекрасно, – сказал я с энтузиазмом.

Она взглянула с любопытством.

– Трезвость вам не помешает?

– Я не настолько интеллигентен, – пояснил я. – Живу в теле крупного примата, у которого поесть и потрахаться – важнейшие цели в жизни. Мешать ему не буду, чтобы и он не мешал заниматься квантовой физикой.

– Здоровое отношение, – сказала она с одобрением. – Как вы сумели к нему прийти в таком… достаточно юном для мудрости возрасте?

– Умные книги читал, – сообщил я напыщенно, – к тому же не обязательно учиться на своих ошибках? Можно и на чужих.

– Так бывает?

– Для оправданий вполне.

Она улыбнулась, между мужчиной и женщиной редко бывает понимание на таком уровне. Обычно только на базовых потребностях, когда интеллект вообще запихивают в темный чулан и закрывают на щеколду.

Вообще-то все норм, жизнь ускорилась, не только гаджеты сменяют друг друга с такой скоростью, что не успеваешь рассмотреть один, как на руке уже другой, а с экрана кричат о новом поколении, что мощнее, быстрее и вообще аккумуляторнее, что все еще важно, потому и в личном отношении все несется и скачет, только что познакомились, через десять минут уже вяжутся, каждый прошел через два-три развода, это минимум, а пять-шесть уже норма.

Я усадил ее в автомобиль, поинтересовался:

– Где обитаешь?

– В Медведково, – ответила она.

– Я ближе, – сообщил я.

Она кивнула, на лице вроде ничего не отразилось, но я уловил глубокое удовлетворение. Мужчины предпочитают свои логова не раскрывать без острой необходимости, чревато, а я либо дурак, либо совсем бесхитростный, что хорошо и плохо.

Я обошел автомобиль спереди, сел, адрес даже называть не стал, автопилот уловил четкий сигнал и сразу же лег на выверенный маршрут.

Ее лицо остается безмятежным, молодец, мужчины предпочитают женщин, у которых нет проблем. Никто не хочет брать на себя ответственность еще и за ближнего, даже если это женщина, те времена прошли и не вернутся, если только не начнем снова с каменного века.

Когда автомобиль подкатил к подъезду моего дома, она взглянула с любопытством.

– Ого, хороший район!

– Здесь все ничего так, – пояснил я. – Риелторам негласно указано, чтобы держали планку, иначе отберут лицензию.

– Это как?

Я улыбнулся.

– Марго Робби пишет в своих воспоминаниях: «Когда я впервые приехала в Лос-Анджелес, везде на входах висели таблички: “Актерам и собакам вход воспрещен”».

Она рассмеялась.

– A-а, и здесь фэйсконтроль?

– Только строже, – согласился я. – Вон та дверь ведет в туалет, а следующая – ванная комната.

В гостиной она бросила беглый взгляд на скринсейвер с моим фото на заставке.

– Твой дед? Похожи.

– Отец, – сказал я. – Поздний брак, то да се. Пойдем на кухню, покажу, как кофемолка выполняет мысленные команды.

– Даже мысленные?

– Да, – подтвердил я. – Голосовые – прошлый век.

Я застал время, когда на кухне только готовили еду, но потом кухни стали соединять с гостиными, это чтобы носить на подносах не слишком далеко, потом кухни и гостиные стали общим пространством, а дальше кухни разрослись настолько, что поглотили и гостиные, ставши главными комнатами, словно для человека нет ничего важнее пожрать и выпить. И, кстати, туалетные комнаты без всякого стеснения стали помещать рядом, это в старину их относили подальше, чтобы даже не видно было, куда именно человек пошел.

Она огляделась, что ожидаемо, любая женщина, очутившись в мужской квартире, в первую очередь высматривает следы других женщин, должны быть, оставалось определить, насколько глубокие следы, но – чудо! – даже намеков нет, что ставит меня под подозрение, то ли маньяк, то ли гомосек, то ли еще какой первертомэн.

Кофейный аппарат мигнул желтыми огоньками, зажглась надпись «Двойной черный», послышался треск размалываемых зерен. Через пару секунд в подставленную чашку хлынула черная, как деготь, струя кипящего напитка.

– Маргарита? – спросил я.

Она вздрогнула, сказала торопливо:

– А латте может?

На табло зажглась надпись «Латте, большая порция». Маргарита большими глазами наблюдала, как во вторую чашку, чуть больше моей, пошел кофе, а по другой трубочке полилась струя молока.

– Здорово, – сказала она чуть ошарашено.

– Это еще не все, – ответил я загадочно. – Сам и жмых убирает! А выносит во двор и высыпает под кусты смородины пылесос, я его чуточку модернизировал.

– Да ты гений!

Я ответил скромно:

– Просто люблю с такими вещами копаться. Не в телевизор же смотреть на футболы и бои ММА.