Сумасшедшая шахта

- А как исключаются ураганные пробы <Ураганные/>- пробы, в которых содержания полезного компонента значительно превышают его содержания в рядовых пробах.> при подсчете запасов? - спросил я, еще не веря, что энцефалит не затронул Колиных мозгов.

- Ураганные содержания заменяются средним содержанием по блоку или...

- Правильно! - удивился я.

-Ты ему лучше анекдот расскажи! - ехидно улыбаясь, предложил Борис. Если будет смеяться над твоими дурацкими анекдотами, значит плохи его дела...

- Тоже верно! Ты ведь всегда смеешься! Так, значит, - с ходу начал я рассказывать, - бежит муравей, опалённый такой. А навстречу ему другой и спрашивает: "Что ты такой опаленный?" А муравей отвечает: "Вчера вечером хотел светлячка трахнуть, но, вот беда, на окурок напоролся...."

- Гы-гы-гы! - засмеялся Коля. - Я этот анекдот двадцать лет как забыл.

- Достаточно! - подвел Борис черту под освидетельствование. Поздравляю вас, дорогой Николай Сергеевич, с возвращением в ряды умственно полноценных! Сегодня по этому случаю объявляется банкет!

- Банкет? - повернул к нему голову Николай. - Выжрали ведь все в прошлый раз?

- У Хачика в шмотках я нашел три бутылки водки. Литровых.

- Не дотерпеть мне до вечера после перенесенных мук, - вздохнул Коля. Налей сто пятьдесят, ослаб я, поправляться надо...

Решив, что сто пятьдесят граммов не повредят Колиному здоровью, я принес ему водку в двухсотграммовом граненом стакане. Инесса принесла соленых опят и симпатичный пупырчатый огурчик. Коля наколол его на вилку, понюхал, полюбовался и... начал его есть! Съев огурец, он принялся за опят.

- Ты чего не пьешь? - в изумлении спросил я.

Коля застыл с вилкой у рта и уставился в стакан с водкой. Затем отставил вилку с тарелкой, взял стакан, понюхал водку и, вдруг брезгливо сморщившись, сказал:

- Какая гадость!

- Ты что? Водка - гадость? Ты, что, заболел? Или это у тебя осложнения после перенесенного энцефалита?

- Не могу - и все... - ответил Коля и, виновато опустив глаза, принялся за опят.

- Не-е-т, братец! Так не пойдет! - сказал я, отнимая у него тарелку одной рукой и протягивая стакан с водкой другой. - У меня все таки пятнадцать лет научного стажа и я, как бывший ученый, должен довести опыт с тобой и водкой до конца... Пей, давай, во имя российской науки!

- Смотри, как Женька загорелся! - захохотал Борис на всю кают-компанию. - Не иначе он из геологических кандидатов в доктора медицинских наук метит! Блин буду, если он через месяц не тиснет статью с картинками в какой-нибудь уважаемый медицинский журнал! С названием "Весенне-летний клещевой энцефалит как уникальное средство борьбы с российским алкоголизмом"!

- А что? Напишу, если не выпьет! Такие факты должны становиться достоянием мировой медицинской общественности. Пей давай!

Коля неуверенной рукой взял стакан и начал пить во имя науки мелкими глотками. Я разочарованно смотрел, как водка исчезает во рту у Коли. Но на половине стакана он поперхнулся и его тут же вырвало.

- Фашист проклятый! - сказал он, отерев лицо и грудь заботливо поданным Инессой полотенцем. - Мотай отсюда со своей долбанной водкой! В рот ее больше не возьму!

Все время до обеда Коля рассказывал Смоктуновскому о своей жене Наташе и дочке Лене, о том, как он поедет к ним в Балаково, и как потом всем им будет хорошо на трезвую голову...

За время болезни Николая мы отдохнули и начали готовится к отъезду. Первым делом мы поделили деньги. Сто тысяч мы отдали Ирине Ивановне, а оставшиеся миллион двести поделили между собой (Шура от дележа великодушно отказался).

"Триста тысяч долларов... - думал я после дележа перебирая в руках купюры. - Зачем они мне? Отдать что ли Ольге?"

- Не нужны мне твои деньги... - прочитав мои мысли, ответила сидевшая рядом Ольга. - Отдай лучше сыну и дочери...

И, обняв за шею, поцеловала в губы.

Все оставшиеся до отъезда дни и ночи я провел с ней. Я привык к Ольге, она перестала мне казаться красавицей (наверное, я просто ушел в нее) и мы жили так, как я хотел бы прожить всю жизнь - просто и бездумно. На второй день нашей любви я был уже полностью готов к предстоящей нашей разлуке и воспринимал ее как необходимость или даже как отправной пункт дальнейшей Ольгиной жизни.

"Ольга - все для меня... - думал я проснувшись среди ночи от ее нечаянного прикосновения. - Но она уйдет. И придет другая. Совсем другая. И я опять полюблю эту грядущую женщину всем своим сердцем... "Сердце врет: "Люблю, люблю..." до истерики - невозможно кораблю без Америки..." Просто моему сердцу нравится любить... И оно творит любовь из окружающего воздуха... Так было с Мариной, Верой и... Ольгой. Ольгой? Было? Уже было? Нет, нет, она еще рядом!"

И, донельзя испуганный, начинал прикасаться к ней губами... И будил ее этим... И мы начинали заниматься любовью и засыпали потом обессиленные. И опять я просыпался среди ночи от ее нечаянного прикосновения...

***