Сумасшедшие двадцатые (СИ)

Теперь ей не будет больно.

Кетрин Пирс не бывает больно.

Больно было только Катерине Петровой.

Теперь ей не больно.

Кетрин не сразу замечает тень рядом со своей. Элайджа пробрался в комнату столь

тихо, ведь мужчина думал, что она уже давно спала. Тень так близко и кладет руки ей на плечи. Такие холодные руки, и Кетрин даже не сомневается, что это именно он. Никлаус вернулся раньше, а Элайджа не смог оставить сестру в таком состоянии.

— Прости, Катерина, я задержался, - шепчет, целуя ее в шею.

— Как Ребекка? – спрашивает, прикрывает глаза, когда его губы касаются кожи ее шеи.

— Марсель все еще не пришел в себя, и ей больно, я привез ее сюда, несмотря на запрет Никлауса, - отвечает тот, а та кладет расческу на место, ведь у нее была привычка держать все вещи в одном и том же месте, оборачивается к нему. — А тебе бывает больно?

— А что такое боль? – ухмыляется, встает со стула и желает направиться к постели, но Элайджа задерживает ее за руку, заставляет ее посмотреть на него.

— Боль чувствуешь всегда, - твердит тот, уверенный в том, что так оно и есть.

— Оставь меня сегодня в покое, никаких слов, в особенности про любовь, прошу, ложись спать, - опускает голову вниз, только бы он не заметил.

Боль чувствуешь всегда, и Кетрин Пирс тоже чувствует, только вот она нашла способ заглушить эту боль. Вот и у неё не вышло справиться с болью, вот поэтому она и заглушила ее. За все ужасные вещи, что она совершала, будучи лучшей из худшей и протеже Авроры, скольких она убила, отравила, был случай даже с порезанным горлом, и все это была ее месть. Личная месть. Она отомстила, поборов свой страх, но с болью она так и не справилась. Без всего того, что она делала, работая на Аврору, она бы не выжила. Она научилась выживать и даже получать удовольствие от своей работы. Удовольствие от того, что обводит вокруг пальца очередного влюбленного глупца. Ей нравилось осознавать то, что мужчины теперь у ее ног, но с болью она так и не справилась. Ей не нравились, когда ей шептали о любви, потому что со своей болью она не справилась.

Катерина никогда бы не сделала того, что делала Кетрин Пирс.

Катерина бы не смогла так поступить, потому что Катерина верила в любовь.

Она стояла и просто смотрела на него, как будто она кукла, красивая кукла, которая ничего не чувствует и то, что она человек выдает только вдох-выдох.

Она проиграла... Проиграла злейшему врагу – времени. Ведь прошлое всегда будет преследовать ее и настигнет ее.

— Что-то случилось? Расскажи мне, - берет ее ладонь в свою, целует ее руку.

Закрыла глаза, оттягивая момент. По её щеке скользила одинокая слеза, которая означала, что прошлое вновь победила ее.

Она могла бы рассказать ему о том, что произошло с ней, о том, что будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Она могла бы рассказать о том мужчине, что не испытывал к ней жалости, когда стягивал с нее узкое платье ткань которого рвалась по швам. Она могла бы рассказать ему, но ее слезы значат гораздо больше.

Она могла бы рассказать о словах его брата, который считает, что Элайджа просто наиграется и оставит ее, вышвырнет. Просто Элайджи было больно, его сердце было разбито ,когда тот уехал в Чикаго, и первой, кого он увидел, была Кетрин.

Любовь со своей шлюхой, как считал Никлаус. Кетрин же шлюха. Стала обычной шлюхой после того, как убила в себе Катерину и не смогла справиться с эмоциями.

Обычная шлюха из Чикаго. Такая же, как и все остальные, вставшие на этот путь девушки. Такие усыпляли спиртным клиентов, вытряхивая содержимое из их карманов, работали на мафию, самых ценных и болтливых и важных клиентов передавали в руки криминала лично, проливали кровь, знакомились с богатыми клиентами в ресторанах или барах, начинали крутить с ними романы, после этого роман заканчивался кровавой бойней с воровством всего содержимого в квартирах "горе любовника". Так было, ведь каждый желал выжить любой ценой.

— Катерина, мне страшно, мой брат вновь наговорил тебе гнусностей?- Майклсон держит ее за руку.

— Лучше там, где нас нет. Тебе ведь не будет больно, и ты не заметешь, если я уйду, - не прячет глаза, и голос не дрожит, ведь она должна была сказать это.

— Что ты такое говоришь, Катерина? – ужасается тот. — Я желаю быть с тобой, а если мой брат наговорил тебе множества недостойных слов, то он ответит за это.

— Я не могу найти причину быть рядом с тобой, и Никлаус прав, потому что я обычная шлюха из Чикаго, - горько улыбается.

Кетрин улыбается. Вот только глаза выдают ее. Выдают то, что ей больно, и Элайджа знает это. Глаза черные-черные, зрачки наполнены тьмой. Как будто тьма завладела ей, и даже Элайджа не видит потухшего света в ее глазах.

— Расскажи, - требует он.

— Я не нужна тебе. Ты же не желаешь знать об этом, Элайджа, и не нужно тебе знать, потому что мой единственный враг – прошлое, - ухмыляется, касается его галстука, пытаясь ослабить узел, что стягивается все туже, и как только Элайджа терпит эту удавку.

Тревога расползается по всему телу и подбирается к сердцу, к самому сердцу, в котором разжигается огонь ненависти к самой себе.