Сумасшедшие двадцатые (СИ)

— Правду? – вздыхает, боясь сказать правду, но ложь еще хуже, дрожь в коленях. — Мир стал бы лучше и светлее без Вас. Люди любят Марселя за его решительность и готовность жертвовать собой ради его людей. Честно, Вы и так знаете. Знаете, что он внебрачный сын прошлого губернатора и имеет некоторые права. Он лидер и это видно, Вы же взяли власть силой и не лучше других. Всегда лучше там, где нас нет. Если бы в этом мире были бы живы многие, не проливалась бы кровь. Вы бы не сломали жизни многим хорошим людям. Свет не может существовать без тьмы. Вы тьма. Истинно воплощение тьмы на этой Земле.

— Я и делаю только то, что ломаю судьбы, - ухмыляется.

— Именно! – вскрикивает Керолайн. — Позвольте милосердию управлять Вашем сердцем и увидите, как все изменится.

— Убирайся! Убирайся! Милосердие это слабость! Убирайся! – сдерживает за плечи, толкает к выходу из своей комнаты.

Властный социопат. Руки сжимаются на ее шеи после того, как попытка Керолайн образумить его завершилась тем, что Майклсон порвал рукав ее платья, ударил по лицу, а она оступилась, возможно, даже вывихнула ногу, когда каблук ее туфля зацепился за ковер, которому насчитывается несколько десятков лет. Без шансов одержать победу над ним, когда тот в таком состоянии. Изгибает бровь и вздыхает. Так глубоко, будто не ей, а ему не хватает кислорода. Он ведь обещал, что больно ей не будет, а в итоге сам же и причинил ей боль. Выталкивает за порог комнаты, смотря в глаза полные слез. Уж лучше ему остановится вовремя, ведь если он причинит боль Керолайн, то этого себе он не простит.

Больно. На глазах слезы, а тот захлопывает дверь, закрывает на ключ.

Керолайн тяжело дышит и все пытается образумить его, стучит в дверь, но все это бесполезно. Он не откроет. Клаус Майклсон привык справляться со всем в одиночестве и так лучше. Он привык быть в одиночестве. Бороться со своими демонами и тьмой в одиночестве.

Властный социопат.

Жестокий, не знавший милосердия.

Погрязший во тьме.

Керолайн прижимается к стене, осматривается и понимает, что в коридоре никого нет, и она побудет здесь. Даже если он прогнал ее, причинил боль, она все равно будет рядом с ним, будет пытаться вытащить его из всего этого омута.

Бутылка алкоголя летит в стену, разбивается на осколки, а недопитая жидкость проливается по полу, ведь Клаус и не боролся со своей тьмой. Все, что попадается под руки, летит в стену. Опустился на пол, растягивает пуговицы темно-синего пиджака. Потянулся в карман за портсигаром. Потянулся, чтобы закурить, но вместо портсигара в его руках револьвер. Выдохнул раз, второй, третий, четвертый, пытаясь избавиться от пьянеющей сладости ее духов и образа заплаканной

Керолайн. Он причинил ей боль. Именно он стал причиной ее слез.

Властный социопат.

Тиран и деспот.

Зажимает сигарету губами, чиркает спичкой.

Закрыл глаза. Во тьме ему спокойнее.

Лучше там, где его нет…

Лучше и пуля в висок может положить всему конец. Одна пуля завершит все, и мире, без такого, как Клаус Майклсон, станет лучше. Он и так уже во тьме и заслужил только тьму.

Майклсон затягивается глубоко, горло жжет и щиплет, а выпитый алкоголь дает о себе знать, но он пускает кольца дыма и успокаивается. Успокаивается во тьме.

Только тьма дарует ему покой и защищенность. Только тьма и одиночество.

Он просто посидит так до того, как над городом взойдет рассвет. И все станет, как было прежде. Все будет, как нужно. Клаус Майклсон власный социопат, король Нового Орлеана, который не знает жалости. Все станет как нужно, и никто не узнает, что мучает его с наступлением тьмы. Никто не узнает, что ему больно.

Никто не узнает, что лучше там, где его нет.

Больно не будет. Но почему на ее руках кровь, а платье медсестры испачкано темно-алыми пятнами крови. Крови ее возлюбленного. Элайджа не мог оставить сестру в таком состоянии и наплевать на то, что думает Николаус. Сейчас ему плевать на запрет брата, гораздо важнее поддержать сестру и остановить ее, ведь если, и вправду Марсель умрет, Ребекка отправится вслед за ним. Сорвется с пропасти вниз. Отправится вслед за ним во тьму, и лучше Элайдже думать, как остепенить сестру и не позволить наложить на себя руки. Но это же Ребекка, и она всегда поступала так, как ей вздумается. Чудес же не существует, и если Марсель умрет, то вряд ли Ребекки помогу слова сострадания.

В особняке темно, и, крепко держа сестру, поднимается с ней наверх по лестнице, думает только о том, чтобы было, если бы Никлаус никогда не отстаивал свои права на Новый Орлеан, не назывался королем Нового Орлеана, но Клаус же пошел в отца. Именно этого и боялся Элайджа, ведь если бы их семья никогда не поселялась в этом городе, то можно было избежать множества жертв и боли. Боли, которой их семья пережила здесь. Боли, которую их семья принесла другим. Боли, которую сейчас испытывает его родная младшая сестра и Марсель.