Сумасшедший репортер

— Батько, посветите мне! — попросил Радик. Он прижимал к груди какой-то прибор, осторожно опустил его на пол, предварительно откинув ногой сено. Безсонов пригляделся. Прибором оказался небольшой монитор марки «Сони». Радик на минуту вернулся к лестнице, чем-то там погремел и наконец вытянул длинный конец черного провода.

Подключив провод сзади к монитору, Радик принялся щелкать тумблерами, нажимать разные кнопки. Экран монитора засветился, на нем появилось изображение вечерней коротенькой, как старухино пальто, хуторской улицы. Видеокартинка дрожала.

— Радик, скажи Тарасу, чтобы он показал колодец, — не глядя на пленников, приказал Ульян.

Радик достал из правого кармана дубленки наушники с микрофоном и надел на голову. На его волосатой голове наушники смотрелись как девичий обруч.

— Тарас, покажи колодец! — сказал Радик. Картинка на мониторе пару раз сильно вздрогнула, но осталась прежней. — Тарас, ты меня слышишь?.. Где колодец?

Наконец картинка ожила, улочка медленно двинулась навстречу всем, кто видел ее на мониторе. Изображение было очень неустойчивым, темное и расплывчатое, оно вздрагивало и покачивалось, как стакан с мутным вином в руке пьяного ходока. Оставалось гадать, то ли Тарас впервые работал с камерой, то ли ему в самом деле нелегко было идти по заваленной снегом улочке.

Вот камера замерла на полуразрушенной шапке колодца, и картинка зависла в «стоп-кадре».

— Шубин, подойдите ближе к монитору! — старик повернулся к директору. — Что вы, как мышь, затаились в сене?.. Для вас же крутим кино! — потом сказал, обращаясь уже к Радику. — Теперь колодец крупным планом! Пусть господин директор посмотрит, до чего его жадность довела!

Радик что-то шепнул в микрофон, на мониторе возник черный квадрат с неясным светлым пятном посредине. Изображение приобрело большую четкость, и светлое пятно превратилось… в детскую головку! С экрана смотрели напуганные до смерти глазенки мальчишки лет пяти-шести. Лицо ребенка было настолько чумазым, что это оказалось заметным даже во мраке колодца.

— Подлецы! Держать моего сына в замерзшем колодце! — Шубин ринулся было к Ульяну, но старик, неожиданно прытко отступив назад, предупредил: — Ни шагу больше, Шубин! Иначе я не ручаюсь за Тараса!..

— Так колодец, значит, без воды! — только сейчас сообразил Генка.

— А ты умный, — усмехнулся Радик.

«Странно, почему ребенок такой чумазый? Ведь земля-то в колодце мерзлая!» — отметил машинально про себя Безсонов.

— Ну что, на этот раз я убедил тебя, Шубин? — растягивая слова по слогам, произнес старик. — Промедление смерти подобно, как любил говаривать вождь русского пролетариата… Подпишешь договор?

— Только не здесь. Внизу. Здесь плохое освещение.

— Шутишь?.. Ну хорошо. Пускай внизу, — согласился Ульян. — Радик, выключай и сворачивай всю эту дребедень. Спускаемся в хату. Господин директор сподобился подписать! — старик, плохо скрывая раздражение, хмыкнул. — Упрямый осел!

Радик закрыл за собой дверь и щелкнул замком. Заскрипели ступени лестницы, вначале громко, потом все тише и тише. Вдруг раздался яростный окрик Ульяна: «Тарас, держи директора!»

Безсонов и Генка как по команде прильнули к двери. Напрасно: заливая глаза черной прозрачной патокой, из щелей сквозила вместе с морозным ядреным воздухом рождественская лесная ночь.

— Андрей Васильевич хотел вытащить из колодца сына, — догадался Женька.

— Ну и правильно! И я бы так сделал! — выразил свою солидарность Генка.

— Так-то оно так, но, видится мне, в колодце никого нет.

— Да ты что спятил?! Мы же только что видели!..

Снизу, уже изнутри дома, послышались хорошо различимые крики, брань, глухие удары, чей-то короткий стон, громыхнул, упав, какой-то тяжелый предмет.

Шум продолжался минут десять, потом стих, но Безсонов чувствовал, что там еще не все кончилось. Словно в подтверждение его мыслей, снизу раздался ужасный крик и почти одновременно звук разбившегося стекла.

Через четверть часа Тарас заволок на чердак бездыханного Шубина и молча швырнул в сено. Потом, вытерев рукой пот со лба, забурчал, непонятно к кому обращаясь:

— Ну чого ты дывышься?.. Говнюк твий дырэктор! Чого вин смыкався? Я ж йому крычав: «Стий, подлюка, вбью!» Так вин, гадюка, шо накойив?.. Вмазав батькови в око! Ну я потим йому так вмазав! И й ще раз! Ще!.. Алэ спочатку вин пидпысал договир. Розумиишь, вин пидпысал його! Тьфу, буржуйскька пыка!

Неизвестно, еще сколько времени продолжался бы монолог Тараса, но снизу его позвал властный «батькин» голос, и хлопец, еще раз плюнув, ушел.

Шубин лежал неподвижно, уткнувшись лицом в напитавшееся ночной стужей сено. Безсонов перевернул его на спину, отчего Шубин коротко застонал, но так и не пришел в сознание. Носовым платком промокнул директору кровь на разбитом лице. Генка присел рядом на корточки.

— Если директор взаправду подписал бумажки, нам всем хана! — сказал он. — Непонятно, почему он не подписал их раньше, там, на заводе?

Безсонов пожал плечами: — Просто Андрей Васильевич не доверяет бандитам. И имеет для этого все основания… Дай мне свой носовой платок, а то мой весь в крови.