Сумасшедший репортер

— Разверните, Женя! — тихо попросил Шубин.

Безсонов протянул к вещице руку, и в ту же секунду тряпица поползла вниз от одного прикосновения его пальцев и упала, как покрывало с открываемого обелиска…

— Ох, ни хрена себе! — первым отреагировал на увиденное Генка.

— «ИЖ-58» или «ИЖ-54», «бескурковка», с горизонтальными откидными стволами, — попытался определить модель Шубин. — Старенькое, но надежное. Чье?

— Чье? — задумчиво повторил Безсонов и мотнул головой, постаравшись избавиться от наваждения. — Старик Леший сказал: «Вот тебе посох!» — и исчез… Вспомнил: там еще котомка должна быть! — Женька стал озираться по сторонам.

— Парень, да ты спятил! Какой к ядреной фене Леший?! Какая котомка?! — взорвался Генка. — Приди в себя! Перестань байки сочинять! Мы на чердаке бандитской хаты, и скоро нас пустят на холодец!

— Но ружье-то он не выдумал, — задумчиво произнес Шубин. — Постой… Котомка, говоришь.

У меня вот под головой сумка, не знаю, откуда взялась…

Безсонов взял в руки двустволку, неуверенно переломил ее, заглянул в пустые зрачки стволов, потом резко защелкнул, опустил предохранитель и, неожиданно наведя на Генку, нажал на спусковой крючок.

— Ты што, совсем обалдел?! — попятился от него Генка и, упершись спиной в кучу сена, попытался даже немного зарыться в нее. Шапка сена упала на него, водрузившись на голове нелепым вороньим гнездом.

— Не транди! — коротко ругнулся Безсонов.

— Ого, в Евгении проснулся человек с ружьем! — удивился Шубин и тут же осуждающеироничным тоном осадил. — Держите себя в руках, дружище!

— Ладно. Я неудачно пошутил, — с досадой в голосе отозвался Безсонов и взял из рук Шубина полотняную сумку. Сумка была небольшой, старенькой, штопанной вдоль и поперек (сто лет тому назад русские художники любили рисовать с такими сумками наших неутомимых ходоков) и неожиданно тяжелой. Сумка оказалась крепко перевязанной бечевкой.

— Ну у тебя и юморок, журналист! Черный, как резина на моем «мерсе»! — Генка беззлобно ворчал. — Кстати, как он там, бедолага? Эх, не видать трейлер отсюда!

Генка, стоя у оконца, наблюдал, как бабка Тэтяна, проходя по двору с желтой, как головка сыра, миской, остановилась у какого-то красного ящика (в таких обычно хранят противопожарные принадлежности — песок, топор, ведро), откинула его крышку и зачерпнула миской что-то белое и сыпучее.

— Снег у нее там, что ли? — гадал Генка. — Какой-то ящик внизу стоит, чем-то белым до краев наполнен.

— Вау! — вдруг издал победный клич Безсонов, наконец развязав сумку. — Генка, не знаю, что там у бабки в ящике, а у ее братца… Господа, — Женька торжествующим взглядом посмотрел на Шубина и водителя, — сумка набита охотничьими патронами!

— Неужели?! — машинально потянулся к Женьке Шубин.

— Значит, будем мочить бандитов! — довольно крякнул Генка, по-прежнему глядя в оконце. Старуха, набрав в миску белой массы неизвестной природы, исчезла из Генкиного поля зрения. Спустя минуты две-три, на лестнице, ведущей на чердак, раздались шаги. Кто-то тяжело и долго поднимался к пленникам.

Безсонов, вспоминая, как это делается, заряжал ружье. Генка вдруг предложил:

— Давай грохнем старуху!

— Причем тут она?!

— В самом деле! — поддержал Женьку Шубин. — Старуха доживает свой век, и Бог ей судья!

Дверь с шумом рывком отворилась — и на чердак завалил, едва удержав равновесие, Тарас. Он был сильно пьян, но все же крепко стоял на ногах. От хлопца разило плохим самогоном и редким здоровьем, сейчас воплотившимся в бездумной, опасной силе.

— Ну шо, хлопци! Витаю вас з Богом новонародженным! Вин мэни на вухо прошэпотил… благословив, отжэ… — смачно, словно нарочно, икнул Тарас, — шо б я вас сего дни прышив! — и хлопец разразился низким смехом вперемежку с частым иканием.

«Ты смотри, будто собака Баскервилей лает! Не то простудилась, не то налакалась дряни — и лает,» — подумал Женька. Его рука непроизвольно легла на кнопку предохранителя. Мягкий щелчок и…

— Ну-ка, ну-ка, дурэнь, шо цэ у тэбэ? — Тарас шагнул к Безсонову. — Оцэ так тоби — рушныця!

Безсонов, продолжая сидеть на охапке сена, медленно стал поднимать ружье. Тарас ринулся на него и попытался ногой выбить ружье. Удар пришелся на край ствола, ружье круто вздернулось, и в этот момент Безсонов выстрелил из обоих стволов. И тут же повалился на спину, перекинутый сильной отдачей ружья. Оно вылетело из рук и плюхнулось где-то в темном углу чердака.

Голова Тараса резко откинулась назад, будто он пропустил невидимый апперкот, хлопец заорал не своим голосом и резко закрыл, будто ударил, лицо руками. В ту же секунду меж растопыренных пальцев брызнула кровь, закапала на золотое от утреннего света сено.

— Шо ж ты наробыв, дурэнь?! Я ж тэбэ розирву на шматкы, собака ты погана!

Хлопец, как волчок, закрутился на месте, оступился, ударился головой о бревенчатую стену и, воя, бросился к лестнице, неловко сорвался со ступеней и кубарем, грохоча, скатился вниз. Поднялся и, продолжая подвывать и сыпать проклятия, поковылял прочь.

— Живучий какой гад! — изумился Генка, глядя Тарасу вслед. — Влепили целый заряд дроби, а ему хоть бы хны!..