Сумеречные королевства

Я захлопнул дверь и опустил задвижку. Дерево дрогнуло под неистовым натиском придворных. Комната, в которой я укрылся, оказалась обычным чуланом, где хранят глиняные горшки с пряностями и бочки с вином. Я поискал глазами второй выход, но увидел лишь узкое окно, разноцветное стекло которого потускнело от обилия птичьего помета. Я открыл ставни и выглянул наружу. Преследователи предусмотрительно предупредили антикваров, и те уже карабкались по стенам в моем направлении. Это место становилось опасным для здоровья. Я перевалился через подоконник в надежде добраться до маленького балкона, расположенного в десяти локтях ниже меня. Ноги болтались в пустоте, опоры я не нащупал и начал спускаться на руках. Запах экскрементов вызывал тошноту. Вонзая пальцы в мягкую вонючую массу, я спустился приблизительно на два локтя и тут услышал, как дверь чулана не выдержала напора и с треском распахнулась. Я спустился еще на локоть — руки горели огнем. Словно паук, я цеплялся за каждый выступ. Помет начал крошиться под пальцами, угрожая в любую секунду рухнуть вниз. Какой-то придворный свесился в открытое окно и, заметив акробатов-антикваров, решил прекратить погоню. Ловушка захлопнулась.

Взглядом я прикинул расстояние, которое мне оставалось преодолеть. Около семи локтей. Антиквары движутся слишком быстро, я не успею достичь балкона. Я закрыл глаза и вознес молчаливую молитву Абиму. После чего разжал пальцы. Я падал, или скорее скользил, по помету, пытаясь тормозить с помощью рук. И вот я обнаружил себя валяющимся на балконе: все оказалось много проще, чем виделось сверху, если, конечно, не считать страшную боль в раненой ноге. Однако я все же мог встать и идти. Не обращая внимания на пот, струящийся по лбу, я поднял глаза. Придворный, высунувшийся в окно, уже отдавал новые распоряжения, и его товарищи устремились на нижний этаж. Я распахнул стеклянную ставню ровно в тот миг, когда заступ антиквара поднял в воздух фонтан желтоватого порошка в непосредственной близости от балюстрады балкона.

Я бежал. Задыхаясь.

Я несся по коридорам, осыпаемый проклятиями слуг. У себя за спиной я слышал шум шагов моих преследователей. Внезапно я очутился в коридоре, заканчивающемся одной-единственной дверью. Тупик. Обратно я повернуть не мог. Я распахнул дверь, а затем, используя кинжал вместо ключа, запер замок. Я находился в просторной столовой, из которой не было иного выхода, кроме того, через который я вошел. В центре зала возвышался круглый стол, прогибавшийся под остатками роскошных яств. Тихий шум заставил меня подскочить на месте. На цыпочках я обогнул стол: за обглоданным остовом индейки и гигантской корзиной с пирожными обнаружился Толстяк, развалившийся в огромном кресле, у которого отсутствовало одно колесо. Вместо него слуги подложили под кресло деревянный чурбачок, а сами, по всей видимости, отправились за мастером-столяром. Расстегнув рубашку и откинув голову назад, мужчина громко храпел.

За дверью кто-то отчаянно дергал за ручку. Совершенно неожиданно я заметил, как между двух жировых складок спящего появилась хищная мордочка саланистры. Мне в голову закралась совершенно безумная идея, идея, недостойная Принца воров, но уж лучше унизиться, чем быть разорванным на тысячу кусочков придворными, возжелавшими справедливости.

С гримасой отвращения я раздвинул складки теплого и дряблого тела Толстяка. Я должен раствориться в этой студенистой массе и надеяться, что никто не станет меня там искать. В коридоре спешно вызванный слесарь подбирал ключи, чтобы открыть дверь.

Я задержал дыхание и нырнул головой вперед в узкую щель, образовавшуюся между подлокотником кресла и телом Толстяка. Темнота, влажность: чужая плоть сомкнулась вокруг меня, словно зыбучие пески. Рождение наоборот, путешествие в «утробу» — вокруг меня колыхалось горячее и вязкое «тесто». Я слышал приглушенные голоса и, полузадушенный, в последний момент сумел втянуть ноги в спасительную щель.

Толстяк даже не шевельнулся. Ворвавшиеся придворные как по команде замолчали. Они не осмеливались нарушить сон господина и передвигались по комнате на цыпочках. Я задыхался, грудь будто бы сжали мощные тиски. Озадаченные придворные сгрудились вокруг кресла и принялись тихо переговариваться. Никто никогда не осмелится тронуть Толстяка без его дозволения. В конце концов свора покинула столовую, а я высвободил голову, чтобы сделать глоток воздуха. Какая невыносимая жара! Я уже намеревался вылезти наружу, но вовремя передумал: появился запыхавшийся слуга в сопровождении столяра-краснодеревщика. Голова оказалась зажатой между подлокотником кресла и массивной рукой моего невольного спасителя, но я мог видеть обоих мужчин, которые совещались шепотом, бросая взгляды на сломанное колесо. В конце концов столяр взял колесо в руки и вместе с ним удалился. Что касается слуги, то он встал у входа, прислонился к стене и принялся охранять сон хозяина.