Я отлично понимал, что ситуация просто комическая, но мне было не до смеха: я не имел возможности покинуть тайник, не привлекая внимания слуги. Придется ждать удобного случая. Я не знал, представится ли он мне, но терпеливо ждал, попутно восстанавливая силы. Извиваясь, я сумел расположить свое тело таким образом, чтобы рука Толстяка не слишком сильно давила на него, а главное, чтобы у меня появилась возможность дышать. Приползла, заинтригованная моим присутствием, саланистра и потерлась мордочкой о мое лицо. Вот такая вот веселая компания.
Время тянулось на редкость медленно. Сквозь складки кожи Толстяка я наблюдал за перемещениями слуги. Он неоднократно подкрадывался к столу, чтобы полакомиться изысканным блюдом. Его хозяин продолжал мирно сопеть, но он мог в любую секунду проснуться и спросить — вполне на законных основаниях — что за кроха-фэйри поселился в его жировых складках.
А случай никак не желал подворачиваться. Сопровождаемая шуршанием юбок, в комнату ворвалась рота служанок.
— Ну и что? — воскликнула одна из них. — Вы его до сих пор не вытащили? Этот зал должен быть чистым уже к вечеру!
Невзирая на объяснения и протесты слуги, молодые женщины вознамерились разбудить Толстяка. По всей видимости, они привыкли к подобной процедуре, и сгрудились вокруг хозяина, чтобы побольнее ущипнуть его. Повторяющиеся щипки заставили спящего недовольно заворчать. И тут я решил взять инициативу в свои руки — не хватало только погибнуть в жировых складках обжоры! Я проскользнул меж лопаток Толстяка.
В измятой, промокшей от пота одежде, со спутанными волосами и бордовой физиономией, я вскарабкался на спинку кресла, а затем соскочил на пол. Мое появление потрясло присутствующих и вызвало шквал истошных воплей. Зажав рты руками, некоторые служанки взирали на меня с нескрываемым ужасом. Интересно, что они подумали? Предпочитаю не знать этого. Я проскользнул мимо остолбеневших женщин, миновал превратившегося в статую слугу и рванул в коридор.
Увы, придворные не прекратили поиски. И вот, пока я готовился совершить отчаянный бросок и нырнуть в грузовой подъемник, который доставит меня вместе с грязным бельем на первый этаж, меня заметили. Я снова бросился бежать, но больше не верил в спасение. Мои приметы сообщили каждому обитателю дворца. Ко мне тянулись руки придворных, к которым присоединились слуги, поборовшие первую оторопь. За спиной грохотали шаги стражников, тоже присоединившихся к погоне.
Сил не осталось, я был измучен, опустошен и решил покончить с осточертевшей свистопляской. Я споткнулся, упал и снова поднялся, думая о Кире. Как же я хотел еще раз коснуться поцелуем ее губ, послушать, как жужжат шафрановые пчелы в волосах Пертюиса, и почувствовать, как легонько дрожат у меня под ногами камни любимого города. Я не желал
Привлеченные шумом, появились солдаты, вооруженные ловчими мешками, они окружили меня и оттеснили к музыкальному салону. Я в очередной раз запер дверь. В углу зала съежился и рыдал обезумевший от страха флейтист.
Я добрался до единственного окна салона, чьи створки открывались наружу. Дерево у меня за спиной затрещало — пора принимать решение. И я предпочел линчеванию самоубийство. Я выбрал небо Абима, оно станет моим саваном, а еще я отдам последнюю дань Адифуазу, я полечу в пропасть вместо него. Пора прыгать.
Несколькими этажами ниже какой-то Толстяк, кажется, принял то же решение, что и я. Сейчас он с трудом удерживал равновесие, стоя на массивной балюстраде балкона. Грохот сокрушенной двери. Конец близок.
Я перешагнул через подоконник и услышал звонкий голос, доносившийся снизу:
— Маспалио, я здесь!
Горнем. Теперь я узнал его: именно мой друг раскачивался на краю бездны.
— Иди сюда, Маспалио!
Неожиданно я понял, чего ждет от меня Толстяк, он задумал спасти меня, стать моими крыльями в небе Абима, пуховой периной на каменной мостовой. Горнем очень медленно поднял руки. Одинокая слезинка скатилась по моей щеке, оросив шрам. Я оплакивал друга, способного принести подобную жертву, я плакал, потому что усталость и напряжение, накопившиеся за последние часы, взяли свое, я чувствовал себя старым и немощным и был неспособен принять такой подарок. Я покачал головой и выдавил:
— Нет!
— Мой малыш, иди ко мне! Помоги мне!
Придворные и стража застыли, не зная, что предпринять. Слезы уже лились градом. А вот лицо Горнема сияло. Он протянул ко мне руки.
— Маспалио, иди ко мне, без тебя я не смогу это сделать…
Заледеневший разум отказался служить мне, толком не понимая, что делаю, я скользнул вниз по фасаду. Я действовал, как автомат, мной управляли лишь инстинкты, и прежде всего, жгучее желание выжить. Тут было довольно балконов, и, прыгая с одного на другой, я продвигался вниз; последнее титаническое усилие — и я окажусь рядом с Горнемом.