— Тем лучше. А теперь пойдем. Тебя хочет видеть сенешаль.
Тот, кого прозвали Душой Стали, принял меня в своем кабинете — большой комнате, обшитой светлыми древесными панелями. В центре комнаты возвышался металлический стол, намертво крепившийся к полу.
В камине из белого мрамора трещал огонь. Сенешаль Мадокьель стоял ко мне спиной, протянув руки к пламени. Он носил черный костюм, перетянутый в талии широким поясом, расшитым золотом, и высокие сапоги из темной кожи. Его светлые прямые волосы тонкими прядями ниспадали на плечи.
— Оставьте нас, — приказал он, не поворачиваясь.
Хорошо поставленный бесцветный голос. До безобразия ровный.
— Подойди, погрейся у огня, Принц. Во дворце, как всегда, холодно.
Я пристроился рядом с ним. Он чуть повернул голову. Я увидел знакомое восковое лицо с ястребиным профилем, тонкий нос и стальные шарики глаз, в которых отражались сполохи пламени.
— Ты удалился от дел четыре или пять лет назад?
— Шесть.
— Даже так…
— Если уж беседовать о скоротечности времени, то я бы предпочел это делать у себя дома, за стаканчиком доброго вина. Так почему я здесь оказался?
— Это ты мне должен сказать. Признаюсь, я никогда не думал, что ты способен на убийство.
— Я не убивал Адифуаза. Вокруг меня плетется заговор.
— А что скажешь о других преступлениях?
— О каких еще преступлениях?
— Например, об убийстве девицы Жехины. Ты ее знаешь?
— Да, она моя хорошая знакомая, я бы сказал, подруга. Она делала пряжки для моих нарядов.
— Как давно ты ее видел?
— Если ее убили, то…
— Это ты ее убил, Принц. На сей раз у меня имеется несколько надежных свидетелей.
— Не могу не выразить своего удивления. Мы потеряли друг друга из вида два или три года назад…
— И вот четыре дня назад, в самый разгар дня соседи несчастной видели, как ты вошел к ней в дом, а затем через некоторое время вышел из него. Черные феи, прибывшие на место преступления, уверяют, что смерть Жехины совпала по времени с твоим визитом.
Я напряг мозги. В тот день я вел жесточайшее сражение в «Мельнице», где прятался Анделмио. Увы, ни один из постояльцев гостиницы не сможет свидетельствовать в мою пользу. Впрочем, стоит умолчать об этом маленьком инциденте. Сенешаль счел мое молчание признанием вины и продолжил:
— Что касается Адифуаза, выдающегося представителя Дворца Толстяков, тут я даже не настаиваю. Я весьма сожалею об инициативе, проявленной придворными, которые сами вздумали вершить справедливость, хотя обнаруженные улики почти неопровержимы. Короче. Больше всего меня интригует убийство твоего брата. Зачем было его убивать?
Я не сумел скрыть своих чувств. И пусть в последние годы брат стал для меня совсем чужим, он оставался членом моей семьи. Мы частенько ссорились, и на то имелась серьезная причина: братишка регулярно приходил клянчить деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. Карточные долги, от них его детское личико покрылось преждевременными морщинами, а огромные голубые глаза вылиняли.
Мадокьель сообщил, что убийство произошло в ту самую ночь, когда я наведался в башню «Бутона».
— На этот раз у меня есть свидетель, — поспешно выпалил я. — Посол.
— Интересно. Какого квадранта?
— Жанренийского.
— Мне думается, что ты пытаешь сбить следствие со следа, но, разумеется, я проверю твои слова.
Сенешаль сел за стол и пригладил волосы ладонью.
— Я ошибался в тебе, Принц. Твоя гильдия всегда соблюдала установленные правила игры, и я рассчитывал, что, уйдя на пенсию, ты довольствуешься тем, что канешь в безвестность. Я никак не могу понять, зачем ты совершил все эти убийства. Я не знаю, что управляло тобой, не знаю твоих мотивов, но полагаю, что обойдусь без этого знания. Ты преступил черту. Преступления, совершенные в наших дворцах, всегда наказываются. В особенности, когда речь о
— Это не я, — устало вздохнул я. — Я никого не убивал. Ни Жехину… Ни Адифуаза, ни даже брата.
— Ты осудил их на страшную смерть, на алую чуму, — продолжил Мадокьель, не обратив никакого внимания на мой робкий протест. — Оружие преступления, ручной распылитель, который ты похитил у конвоира во Дворце Толстяков, уже найдено. И ты продолжаешь все отрицать?
— Да, все. Я все отрицаю.
— Это не имеет никакого значения. Отныне я не волен над твоею судьбой. Вскоре ты предстанешь пред Стальными судьями. О, простая формальность. Я уже назначил день твоей казни.
— Поговорите с послом. Что касается Жехины, то я готов подвергнуться допросу черных фей. Они могут рыться в моих воспоминаниях, сколько пожелают.
Мадокьель отмел рукой все мои аргументы.
— Воспоминания, извлеченные черными феями, не могут считаться доказательствами, судьи не примут их в расчет. Все знают, что особые наркотики могут исказить картины, запечатленные в памяти. Возможно, именно этим и объясняется твое мнимое присутствие в «Бутоне».