– Вы и вся ваша стая, берегитесь! - глаза гочаллы пылали, лицо застыло как камень. - Авеския не вечно будет покорной. Помните, у нас есть магия - и наши боги! Один поворот колеса - и вы будете повергнуты в прах, а те, кого вы попираете ногами, восстанут, чтобы сбросить чужеземное ярмо, так что в конце концов даже имя ваше исчезнет из памяти мира.
– Эта желтая сбежала из сумасшедшего дома, - выразил свое мнение Шивокс.
– Надеюсь, я доживу до этого дня - о, как мне хочется увидеть его! Увидеть свою страну очищенной от чужеземной заразы, чистой и свободной, вернувшейся к старым обычаям - вот мечта моего сердца. Я отдала бы жизнь, чтобы хоть на час приблизить наступление этого дня. Вы слышите, вонарские волки?
– Мама, перестань! - гочанна Джатонди заговорила на кандерулезском, считая, что этот язык непонятен иностранным чиновникам. - Прекрати немедленно!
– А ты что же, тоже с ними? - Ксандунисса, также перейдя на родной язык, накинулась на дочь. - Их слепок, рабыня, игрушка! Пока ты училась в их проклятой стране, авескийское сердце засохло в твоей груди? Изменница, я вижу, что это так!
– Это не так, и ты это знаешь. И не кричи, мама, эти люди примут тебя за сумасшедшую.
– Мне безразлично, что они думают обо мне! Я забочусь только об УудПрае - нашем доме, нашем сокровище, ветшающем у нас на глазах, потому что эти вонарцы обманули и ограбили нас. Из всех их преступлений это - самое черное!
– Чем громче ты говоришь, тем хуже они тебя слышат. Пожалуйста, послушай меня, мама!
– Что слушать! Тебе нечего сказать! Ты ничего не понимаешь! Тебе нет дела до УудПрай, ты такая же, как эти пришельцы с запада, тебе не постигнуть величия, древней славы… тебе не понять, что такое УудПрай. - Голос Ксандуниссы дрогнул. Слезы выступили у нее на глазах. - УудПрай…
– Царственная гочалла, я помогу спасти дворец, если это в моих силах, - впервые с начала злополучной беседы Ренилл подал голос, заговорив на кандерулезском. - Я не могу ручаться за успех, но клянусь, я попытаюсь что-нибудь сделать.
Ксандунисса, пораженная, обернулась к неподвижному, молчавшему до сих пор человеку в местной одежде, только теперь заметив несоответствие авескийских черт лица и светлых, выгоревших на солнце волос.
– Вы…
– Ренилл во Чаумелль, заместитель второго секретаря протектората.
– Это вонарское имя, но вы говорите на языке Авескии. Вы не совсем такой, как они, мне кажется. Но вы и не один из нас. Объясните.
– Царственная гочалла, я гражданский чиновник Вонара. Я не имею полномочий самолично оказать вам всю возможную помощь, но то влияние, каким я обладаю, к вашим услугам.
– Вежливая речь, - снисходительно проворчала Ксандунисса. - Я не предполагала, что вонарец способен на великодушие и любезность. Но вы не совсем их крови, может быть, причина в этом.
– Может быть. Я разделяю вашу тревогу за судьбу великого дворца…
– В самом деле? Значит, вы видели его?
– Снаружи, несколько раз. Однажды при лунном свете…
– Да, именно тогда на него следует любоваться! Сияющие фонтаны, лиловый купол… хрустальная аркада Ширардира Великолепного…
– Несравненно прекрасны. Их необходимо спасти. Я сделаю для этого все, что в моих силах.
– Да, сделайте. Я удовлетворена. Я ожидаю от вас настойчивых усилий. Сообщайте мне о своих успехах. Вам следует отложить все прочие дела и заботы, пока не решится это дело. - Гнев покинул Ксандуниссу, оставив ее усталой и опустошенной, однако ее осанка не потеряла царственного величия. Она обернулась к дочери:
– Я сообщила им свою волю. Теперь мы можем покинуть этот нелепый дом.
– Вернемся домой, матушка.
– Протектор во Трунир, я покидаю вас, - объявила на вонарском Ксандунисса.
– Не смею удерживать вас, мадам.- Во Трунир, не уловивший смысла короткого разговора, ведшегося по-кандерулезски, оказался застигнут врасплох, но мгновенно оправился. - Я прикажу страже сопровождать вас. Толпа у ворот может быть опасна.
– Мне не нужна защита. Это мой народ, господин во Трунир. Желаю вам хорошего дня.
– Гочалла,- поклонился Ренилл.
– Идем, гочанна, - не прибавив более ни слова, Ксандунисса повернулась и покинула кабинет протектора. Гочанна Джатонди послушно последовала за ней. На мгновенье ее черные с голубым отсветом глаза встретились с глазами Ренилла и губы беззвучно прошептали: «Спасибо».
Дверь уже закрылась за ней, когда Ренилл понял, что не может сообразить, на каком языке она говорила.
Несколько секунд длилось молчание, потом заговорил протектор во Трунир:
– Ну, Чаумелль, как вы это сделали? Вам быстро удалось пригладить встопорщенные перышки. Что вы ей сказали?
– Сказал, что помогу, если сумею. Я объяснил ей, что не могу гарантировать результат.
– Неопределенно, но утешительно. Отлично. В сущности, если вам удастся что-нибудь выжать из бюджета, я не откажусь выдать ей пособие. Действительно жалко старушку, - признался во Трунир.
– Сомневаюсь, что она с благодарностью примет вашу жалость, сэр.