Сумеречный город

Слова рингата были почтительными, но в его неизменно сухом голосе читалось пренебрежение. Даже в том, как он назвал Тирхствина – наместником, а не отцом Миалинты, – звучала непоколебимая уверенность в своих действиях.

– Ваши спутники, – рингат взглядом указал в нашу сторону, – оказались преступниками и должны быть незамедлительно доставлены в тюремный глот.

– Надо было послушать хангола, – усмехнулся Громбакх. – Хватать бочки и катить отсюда во всю прыть.

– Что они сделали? – спросила Миалинта.

Рингат, склонив голову, протянул ей депешу.

– Говори! – Дочь наместника коротким жестом отмахнулась от депеши.

Рингат, стиснув зубы, улыбнулся. Я вспомнил, что видел его прежде. В ратуше, в первый же день моего приезда в Багульдин. Он был одним из людей Зельгарда. Узкие скулы, острый подбородок и бордовый шрам на верхней губе. «Меч моих людей всегда готов», – вспомнились слова коменданта.

– Ваши спутники прятались в заброшенном хозяйнике Южного квартала. На Малой торговой площади. В тумане. И там же укрывали беглых фаитов. Много фаитов.

– Утырки, – процедил Громбакх.

– Вот мы и приехали. – Теор положил руку на кнутовище.

– Ваша светлость может не беспокоиться, – продолжал рингат. – Все фаиты схвачены. Завтра вечером на Ярмарочной площади, в Городке беженцев, состоится публичная казнь.

– С каких пор в Багульдине проводят публичные казни?

– С недавних.

– Почему их сразу не убили? – Голос Миалинты дрогнул. К надменности примешалось явное беспокойство.

Рингат заметил это и улыбнулся еще шире:

– Распоряжение коменданта. Сейчас проводятся массовые обыски по всему городу. Мы надеемся отыскать и других беглецов.

– Мы?

– Комендант. И наместник. Есть надежда, что туман отступит, если разом убить всю мерзость, которая, как мы теперь знаем, пряталась по темным щелям. И не без помощи таких людей, как ваши спутники.

– Безумие! – разом выдохнули Громбакх и Теор.

Один лишь Тенуин все это время оставался спокоен – неподвижно стоял возле стены.

– Вы не отпугнете туман, а поможете ему окончательно захватить город! – не выдержал я.

Рингат даже не посмотрел на меня.

Настороженные взгляды стражников и гвардейцев, готовых в любое мгновение встать на защиту своего рингата. Заслон из двух рядов за нашими спинами.

– Вы спрячетесь тут, под землей, но это вас не спасет. – Я с горькой усмешкой качнул головой.

– Нет. – Миалинта посмотрела на меня. – Не надо.

– Но…

– Я сама. У нас еще есть шанс. Только прошу, не сопротивляйтесь. Вас не тронут. Я переговорю с отцом.

– Не смею вас задерживать. – По жесту рингата стражники расступились, открыв проход. – И сожалею, что не смогли предупредить вас раньше. Вы так быстро покинули резиденцию.

Миалинта виновато посмотрела на меня. Стало ясно, что именно она невольно выдала положение «Хозяйника Анаэллы». За ней и Теором проследили. Рингату наши взгляды доставили особенное удовольствие.

– А вас прошу сложить оружие на пол.

Теор, Громбакх и я повиновались. Чуть позже к нам присоединился Тенуин.

Тюремный глот располагался в каземате, под восточным крылом ратуши, так что далеко идти не пришлось. Сопротивления мы не оказывали, понимали, что в таком положении, под конвоем гвардейцев и стражников, делать это бессмысленно.

Удручал не сам арест и не угроза предстать перед судом за укрывательство фаитов. Суд и наказание сейчас волновали меньше всего. После завтрашней массовой казни двойников всего этого может и не произойти: если туман полностью накроет город, все погибнут. Конечно, живыми останутся лишь те, кто успел выпросить себе местечко в кузнях, но едва ли такая жизнь принесет радость. Поглотив Багульдин, Хубистан уже не отступит. И те, кто спрячется от него под городом, в Подземелье или в любом другом месте, будет обречен на голодную смерть в окружении обезумевших от отчаяния людей.

Я надеялся, что Миалинта объяснит отцу ошибку Зельгарда, убедит его отказаться от казни, но даже это стало бы лишь временным спасением. Для победы над Хубистаном требовалось значительно больше. Но что именно? Этого я не знал, но чувствовал, что постепенно нащупываю правильное решение. Я знал слишком мало. Картине, которую я собирал из разрозненных осколков, не хватало больших кусков: фактов, имен, мотивов; мне было важно, по меньшей мере, понять общую логику всего, что творилось в Багульдине. Ключевыми оставались слова Мурдвина, рассказ Миалинты о сыне наместника и все, что я узнал про Орина, – теперь единственного наследника из рода Торгорда.

Нас, как и обещали, отвели в тюремный глот, на самый нижний, четвертый, ярус. Сюда помещали тех, кого готовили к скорому переводу в пыточный глот. Ожидалось, что здесь преступники размякнут, впадут в отчаяние и будут более сговорчивыми. Среди камер наибольшей популярностью пользовалось «болото» – полузатопленное помещение, «бочка», соединенная узкими отверстиями с гнездом вечно голодных слизников, и «яма», где теперь сидели мы.