– Да. Этот разговор я не забуду никогда, – тут Морис Делакур наклонился и враждебно уставился на Кетинга. – Если вы так тесно с ним сотрудничали, почему он ни разу не упомянул вашего имени?
– Наши пути разошлись в Кермане, – мрачно ответил Томас. – Он не хотел меня слушать. Я предупреждал его. Но он посчитал, что может положиться на местных проводников. Во всяком случае, после Кермана, я его уже не видел.
– А когда вы вернулись в Европу? – спросил Морис. – Откуда вы узнали о похоронах?
– В Париже, как в большой деревне, новости распространяются быстро, – холодно ответил Томас. – Почему вы спрашиваете?
– Так просто, – Морис повернулся в Джулии. – Когда мы сможем взглянуть на записи вашего отца?
– Возможно завтра или послезавтра, – уклончиво ответила она. – До тех пор вам придется потерпеть.
Джулия хотела выиграть время. Она решила сначала сама как следует обследовать вещи отца, прежде чем подпустить к ним Томаса и Мориса.
Виктор Бомон проклинал чудачество своего друга, археолога Жана Прикара, предпочитавшего жить в деревне. Виктор не раз предлагал ему элегантный пентхаус в Париже. Но переубедить Жана не удавалось.
От дождя проселочная дорога совсем размокла, и Виктору с трудом удавалось удерживать машину. Более часа ему понадобилось на то, что преодолеть отрезок пути длиной в два километра. Когда Виктор, наконец, подъехал к дому Жана, то почти заплакал, увидев, что его шикарный ярко-красный «Ягуар» от грязи превратился в тускло-бежевый.
Одно из окон на первом этаже распахнулось.
– Привет, Виктор! Каким ветром тебя занесло? – Когда Жан смеялся, то напоминал собаку, скалящую зубы. – Перевод клинописи я еще не закончил.
Бросив еще один печальный взгляд на обезображенный автомобиль, Виктор направился к дому и остановился у окна:
– Мне нужны твои знания, – сказал он, вынул бумажник из кармана пиджака и вытащил оттуда кончиками пальцев записку, полученную от Мордашки.
– Заходи! Без очков я все равно ничего не прочитаю, без них я слеп как крот.
Жан Прикар закрыл окно, и Виктору ничего не оставалось делать, как войти в дом. Внутри пахло, как и во всех старых домах.
– У меня нет времени, – сказал гость, опустившись в скрипучее плетеное кресло.
– У тебя его никогда нет, – заметил небрежно Прикар, сохраняя спокойствие. Он не подал виду, когда Виктор подвинул ему через стол разорванный пополам лист бумаги.
– Взгляни-ка на эту записку. Auri sacra fames – это что значит?
– Проклятая жажда золота, – перевел Жан, не задумавшись ни на минуту. Наскоро нацарапанные на бумаге слова не произвели на него, как казалось, никакого впечатления.
– Посмотри на записку еще раз! – напирал на него гость. – Что могло быть на второй половине листка?
Жан пожал плечами. Все что угодно, но Жан догадывался, что хочет услышать Виктор. Жан прочитал в газете о самоубийстве сэра Уильяма Стаффорда и поразмышлял об этом. Они познакомились еще будучи студентами. Стаффорд и самоубийство? Жан даже представить себе такого не мог. За этим скрывалось что-то другое. Он еще раз посмотрел на записку. Это был почерк Стаффорда. Прикар хорошо знал его по письмам, которыми он регулярно обменивался с сэром Уильямом.
– Золото многим стоило жизни, – заметил он и положил записку назад.
– Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, – грубовато сказал Бомон. – Я хочу знать, что могло быть написано на другой части листка.
– Вероятно, путь к цели, – лаконично ответил Жан и поднял беспомощно руки. – Эта фраза мне не знакома.
Археолог не хотел упоминать то, что он узнал почерк автора записки, и злить Бомона, ведь, в конце концов, он был обязан ему своей безбедной жизнью.
– Ладно, расскажи мне, что ты знаешь о находках Александра Македонского, – спросил Бомон. – Но прежде всего я хочу знать, по какому пути пошел бы ты, если бы тебе нужно было проследить продвижение Александра?
– Да тут тысячи вариантов, – мгновенно ответил Жан. – И каждый из путей может быть правильным. Я могу тебе нарисовать, как бы пошел я на месте Александра. Но не забывай, что пустыня за два прошедших с тех пор тысячелетия изменилась. Изменения могли произойти даже за последние сто лет.
– А что насчет той легенды о разрушенном храме и проклятии…
– Ой, да об этом и говорить-то не стоит, – перебил его Прикар. – Якобы Александр разрушил храм Персефоны, греческой богини потустороннего мира. Там, как гласят легенды, Амальфона, преемница персидской прорицательницы Самбеты, хранила так называемое Око.
– Какое Око?
– Об этом единого мнения нет. Речь шла то ли о зеркале, то ли о драгоценном камне, с помощью которого жрицы делали свои предсказания, – пояснил Жан.
– И что дальше?