Сумеречный Сад

– Да. Чувство потери никуда не уйдет, она всегда будет ощущать пустоту, но ей не нужно пытаться догнать прошлое, в которое нельзя вернуться. Можно принять эту пустоту, примириться с ней и двигаться дальше, снова радоваться чудесам, ожидающим ее в будущем.

– Я почти готова поверить тебе, Рассказчица. Что у путешественницы все будет хорошо.

В ее улыбке – сила моей истории. Сила всех Историй исцелять и давать новый взгляд.

Багадур подходит, хмурясь в мою сторону.

– Ты затуманиваешь разум царицы. – Он склоняется к Рехетре. – Вы кончено же хотите отдохнуть? – У него в руке чаша с дурманом.

– Скоро, Багадур. – Она поворачивается ко мне. – Я понимаю, что ты хотела мне рассказать. Что это значит. Ты веришь, что мой ребенок счастлив?

Я не эксперт в вопросах загробной жизни – в египетской мифологии или любой другой. Вместо ответа я прикусываю губу и рассматриваю берег.

– Иногда… – Она продолжает: – Иногда я вспоминаю Экисибетту. Она так любила мое дитя. Она хотела бы иметь своих детей, но была пуста… и я думаю…

Рехетре невидяще смотрит куда-то вдаль, будто Багадур уже опоил ее.

– Может быть, они ушли вместе? И сейчас счастливы вдвоем.

Получается, с загробной жизнью я поторопилась. Рехетре размышляет практичнее.

– Вы думаете, Экисибетта увела ваше дитя, чтобы вырастить его самостоятельно?

– Мне кажется, я хочу в это верить, чтобы – как ты сказала? – двигаться дальше.

Неплохо для начала. Лучше, чем отчаяние.

Рехетре встает и поворачивается к рабам.

– Я передумала. Мы возвращаемся.

Багадур дает отмашку, будто слугам нужен еще один приказ.

– Моя госпожа, вы готовы встретить царя в его покоях?

Она садится на подушки.

– Я готова вернуться во дворец, Багадур. Но я не хочу снова рисковать. Больше детей у меня не будет.

Целитель сверлит меня взглядом, словно я подговорила Рехетре отказать своему супругу.

По правде говоря, еще один ребенок мог бы пойти ей на пользу. Но решение за ней.

Рехетре принимает из рук Багадура чашу с лекарством и устраивается на подушках, собираясь спать по дороге домой.

Как только корабль развернут по течению, рабы спускают паруса и садятся на весла.

Полуденный жар и покачивание лодки убаюкивают меня не хуже настоек. Я устраиваюсь на борту вдоль благословенной тени от борта, используя мотки веревки как подушку.

Мысли в голове роятся и путаются, пока я засыпаю, думая об Экисибетте, похитившей ребенка Рехетре, о самой Рехетре. И ее аллергии на авокадо.

Глава 36

Я изобрел слово «евкатастрофа»: это поворот событий в истории к лучшему, поражающий читателя до радостных слез… Это внезапный проблеск Истины, где человеческая натура, заключенная в оковы материальных причин и следствий, оковы смерти, чувствует внезапное облегчение, будто вывихнутая конечность внезапно вернулась на место…

Из собрания писем Дж. Р.Р. Толкина

Я просыпаюсь, и плод моих сонных размышлений выбивает из меня воздух, как стена на вершине моста в Саду – незримо, неожиданно. Поразительно.

Возможно ли это?

Я поднимаюсь с «постели», потирая плечо и пытаясь прогнать напряжение в шее. На щеке остались следы веревок.

Багадур и Рехетре спят.

Царица может проспать до завтра под воздействием прописанной микстуры. Но врач, прислонившийся спиной к стене кабины, ворочается, не открывая глаз.

Рабы еще гребут назад в гавань, хотя двое из шести сейчас отдыхают.

Вероятно, пока мы спали, они решили работать сменами и дать течению отнести нас вниз по реке.

Солнце уже на западе, но еще слепит глаза, когда я пытаюсь посмотреть на горизонт. Пирамиды возвышаются над пустыней неподалеку. Мы почти приехали.

Я воспроизвожу цепочку мыслей, по ногам и рукам бегут мурашки.

Багадур подозревает, что предыдущая рассказчица, рисовавшая картины словами, украла ребенка Рехетре, чтобы устранить претендента на престол. Рехетре считает, что женщина забрала ее ребенка, поскольку сама была бесплодна.

Я c трудом встаю и перехожу на нос корабля, опираясь на изогнутый деревянный конец палубы. Вдалеке из пыли восстают храмы и здания.

Эта женщина, Рассказчица, скрылась в неизвестном направлении.

Экисибетта. Элизабет.

За обедом… Необычная аллергия Рехетре на авокадо. У меня такая же.

Аллергии передаются по наследству?

Лодка слегка поворачивается, оставляя мое тело в тени фигурного носа, и, даже несмотря на жару, меня пробирает холод.

В Саду на Каштановой улице время течет по-другому, в этом я уже убедилась. Чем дольше я остаюсь, тем меньше времени проходит снаружи. Может ли время здесь работать так же? Могут ли три месяца с исчезновения ребенка Рехетре превратиться в почти тридцать лет в Книжной лавке?

Я не дышу, а рука ложится на грудь, словно я боюсь, что мое сердце остановилось, но на самом деле оно лишь замедлилось, подчиняясь здешнему ритму времени.