Сумеречный Сад

Ее глаза бегают, будто она пытается прочитать слова на моем лице.

– А она поможет мне забыть?

Хороший вопрос. Я много об этом думала. Мы отвлекаем себя историями, притупляя боль, пока она не пройдет самостоятельно? Или то, что мы называем развлечением, забирается в глубины нашей души и помогает нам понять, как разобраться с горем?

– Нет, может быть, не забыть, но… пережить.

Она кивает и делает глубокий вдох.

Хороший знак – значит, она снова может дышать.

Багадур приближается к нам с каменной чашечкой в руках.

Рехетре отмахивается от него и откидывается на подушки.

– Расскажи мне свою историю, Кепри.

Враждебность волнами исходит от врача, пока он с угрюмым видом ретируется.

Рабы на обоих бортах корабля берут в руки весла и начинают грести, выводя нас из гавани в канал.

Я возвращаюсь немного назад и в новых красках описываю начало своей истории о женщине, которая попадает из дворцового сада в далекое будущее.

Рехетре закрывает глаза, но не засыпает, а слушает.

Мы плывем по поросшему ряской каналу, привлекая внимание едва одетых женщин, стирающих белье, и мужчин, поднимающих кранами ведра воды.

И вот канал впадает в реку. Рабы Рехетре поднимают белый парус, а я останавливаю рассказ и пытаюсь осознать невозможное: я плыву в лодке по сине-зеленому Нилу.

– Продолжай. – Рехетре толкает меня пальцами ноги.

Паруса подхватывают ветер и несут корабль мимо лоскутов засеянной земли и ирригационных каналов, пирамиды размываются до песчаных мазков, пока я повествую о чудесах, которые встречает моя героиня.

Я описываю паланкины, двигающиеся сами по себе без помощи рабов. Некоторые даже летают по небу быстрее, чем птицы.

Фонари, светящие без огня.

Большие холодные коробки, способные сохранить продукты свежими.

Багадур сидит позади нас, опершись спиной на деревянную кабину в центре лодки. Каждый раз, когда я посматриваю на него, он резко отводит глаза, притворяясь, что ему неинтересно.

– Ты даже лучше моей предыдущей Рассказчицы. – Рехетре хвалит меня, не открывая глаз. – Экисибетта говорила красивые слова, мне приходили красивые видения, но ее истории… не так захватывали дух, как твои.

Я стараюсь скрыть улыбку, стыдясь своей радости. Мир Книжного магазина и все расстройства кажутся так далеко. Здесь, сейчас, сплетая слова в историю, облегчая боль женщины, которая мне нравится, я чувствую себя правильно, на своем месте.

История раскрывается с каждым произнесенным словом, создаваясь по воле моего голоса.

Моя путешественница, несмотря на все встреченные чудеса, тоскует по дому и скучает о покинутом.

О своем ребенке.

Собственные слова удивляют меня не меньше, чем Рехетре. Она поднимает голову с подушек и смотрит на меня, будто я могу ее ранить.

– Она вернется? К своему ребенку?

Я качаю головой.

– Нет. Она не может вернуться.

История сворачивает на поиски героиней дороги домой. Она путешествует по городам и весям, встречает людей неведомых ей профессий, которые носят странную одежду и едят странную пищу.

Как по команде, пока я описываю заморскую еду, включая пиццу, к нам подходит раб с корзинкой и раскладывает ее содержимое на ткань у наших ног.

Хрустящий хлеб, теплое пиво, фиги и рыба, пироги с изюмом. Настоящий пир, доставленный на корабль, хотя Рехетре не предупредила загодя о нашем отплытии.

Багадур встает за спиной у раба с корзинкой, присматривая за приготовлениями, словно боится, что тот отравит царицу.

Когда тот начинает резать авокадо, целитель рычит и выхватывает фрукт.

– Нет, тупица! Царица не будет есть это! – Он бросает провинившийся плод в Нил, и авокадо, издав прощальный всплеск, молчаливо идет ко дну.

Я улыбаюсь Рехетре.

– Вы не любите авокадо?

Она прикрывает рот рукой.

– Люблю, но из-за них… у меня чешутся глаза и губы.

Удивительно. Я редко встречала людей с такой же аллергией, как у меня.

Рехетре поедает мясо и овощи с живостью, которой я не видела в ней за все наше время вместе.

Возможно, я действительно помогла. От этой мысли тепло на душе.

Она уговаривает меня присоединиться к трапезе, и я вгрызаюсь в жареную утку. Липкий жир течет по рукам и подбородку, капая на ткань, мы обе смеемся. Раб приносит мокрые тряпки и откланивается, пока мы вытираем сок с кожи.

– Я хочу услышать, что было дальше, Кепри. Как путешественница нашла путь домой.

– Я еще вернусь к ней, но сначала я поведаю о ее ребенке, оставшемся в Египте.

Рехетре делает глубокий вдох, но кивает.

И я рассказываю ей про маленького мальчика, который наслаждается замечательной жизнью в своей плодородной стране и иногда встречает свою мать в волшебных видениях. Так он знает, что с ней все в порядке, что она путешествует – и он уверен, что рано или поздно они снова будут вместе.

– Но когда? – Взгляд Рехетре умоляет об ответе.

Я не могу ей этого сказать. Медленно качаю головой.

– Он не знает. И его мать не знает. Возможно, только после того, как они прожили отмеренные им дни. Но он счастлив. И она в своем новом доме может быть счастлива, если захочет.

– Без своего ребенка?