Возможно, я не должна была звать ее по имени? Но меня никогда не бил по лицу мужчина. Изо всех сил держусь, чтобы не ударить его в пах.
Он снова склоняется ко мне.
– Если она вернется из храма и не согласится возлечь со своим мужем, тебя изгонят. Посмотрим, как ты запоешь, оказавшись между городом, который тебя презирает, и пустыней.
Садики исчезает во дворце, но один из мужчин, с которыми он говорил до этого, оказывается рядом со мной прежде, чем я успеваю подумать о побеге. Этот тоже лысый и полуголый, но в уголках глаз у него притаились морщинки. Когда он улыбается, на месте верхнего резца виден просвет.
Новый стражник протягивает руку в сторону стены и кланяется:
– Сюда.
По крайней мере он повежливее. Даже если я все еще в плену.
За стеной расставлен, по всей видимости, маленький квадратный тент. Ткань белая, но с каждого угла свисают кроваво-красные кисточки, соединенные гирляндами из переплетенных оранжевых и желтых веревок. На каждой гирлянде позвякивают медные кружочки, похожие на монеты.
Мы выходим сквозь проход в стене, и я спотыкаюсь об одну из двух тяжелых деревянных жердей.
Получается, это и есть паланкин, поданный по приказу Садики.
Я смотрю на моего сопровождающего.
Он церемонно отодвигает полог паланкина, будто я и сама царских кровей.
Мне его поблагодарить? За нарушение этикета тут можно и пощечину получить.
Я решаю с улыбкой отвесить маленький поклон и забраться внутрь.
Внутри белого кокона царит приятная прохлада, я откидываюсь на бирюзовые, персиковые, лиловые подушки, на секунду прикрываю глаза и позволяю себе расслабить плечи.
Что я здесь делаю? Мне только что пригрозили изгнанием, если я не смогу убедить жену фараона «развлечь» его? Если Сад на пустыре у Книжного был только проходом, как говорил Садовник, значит, именно это сумасшедшее место предназначено для меня. Я должна выдержать испытание, прежде чем вернуться. Не могу сказать наверняка, конечно, но так подсказывают сотни прочитанных историй.
Чтобы попасть в «дальше», мне пришлось принести в Сад мою историю как подарок, не думая о собственных желаниях. Я преодолела неотъемлемое сопротивление творения, приводящее в уныние всех создателей.
Но я справилась и принесла в дар историю о девушке, которая случайно попадает в Древний Египет.
Чему же мне предстоит научиться здесь?
Придется написать свой путь в двадцать первый век?
Паланкин слегка пошатывается, будто на него оперлись, и полог открывается.
Рехетре, пригибаясь, входит и присаживается рядом со мной.
Я еще не видела ее такой оживленной. Возможно, за завтраком действие древнего снотворного все еще не прошло и сейчас ей лучше.
Она мельком вежливо улыбается, затем опускает голову на грудь.
Без предупреждения стражники поднимают переднюю часть носилок.
От неожиданности я хватаю Рехетре за руку.
Затем на тот же уровень поднимается задняя часть транспорта.
Я тут же убираю руку.
– Прошу прощения! – Я назвала ее по имени и получила по лицу, что же будет за то, что я дотронулась до руки царицы?
Но она смеется в ответ, воздушно, едва слышно, и я впервые вижу ее искреннюю улыбку.
– Можно подумать, Кепри, тебя никогда не поднимали на носилках.
Я качаю головой и пожимаю плечами.
– Ты серьезнее, чем моя предыдущая рассказчица. – Она начинает говорить, улыбаясь, но последние слова выходят с трудом, звучат грустно.
– Как ее звали? – говорю я спокойно, приглаживая ткань подушки.
Паланкин начинает трястись на плечах невидимых слуг.
– Экисибетта. Мое солнце, Ренпет, обожало ее. Рассказчица не заслужила своей участи.
Она говорит с болью в голосе, наблюдая сквозь щель в тканях паланкина проносящиеся мимо дворцовые сады.
Ренпет, должно быть, ребенок, о котором она говорила вчера.
– Сегодня мы принесем жертвы в честь Ренпет. Помолимся богам о возвращении.
Куда мог пропасть ребенок?
И что случилось с моей предшественницей?
Не время выуживать информацию. На щеках Рехетре слезы.
Как человек, чья работа теперь – веселить царскую жену, я просто ужасно справляюсь со своими обязанностями.
Мне нужно начать историю сейчас? В голове пусто.
Рехетре снова молчит.
Я подожду, пока она попросит рассказать что-нибудь.
Мы продолжаем путь молча, и вскоре паланкин кренится вперед, а затем заваливается назад, и вот мы снова на земле.
Полог отодвигается, и внутрь проникает женская рука.
Рехетре принимает протянутую ладонь, и служанка с шрамом на нежной щеке вытягивает ее наружу.
Мне приходится самой выбираться из подушек и вставать на ноги.
Но вид того стоит.
Я поворачиваюсь, открыв рот.
Нас высадили в огороженном внутреннем дворе храма. Позади нас две лодки с квадратными белыми парусами стоят в блестящей воде гавани, примыкающей ко двору. Узкий канал течет из гавани дальше, вероятно, впадая в Нил.
Но вот пространство ближе к храму действительно поражает воображение.