Сумеречный Сад

Я встаю со скамейки, на которой, похоже, проспала всю ночь, и снова испускаю стон в ответ на палящие лучи солнца.

Здесь всегда так жарко? Даже рано утром?

Девочке, разбудившей меня, должно быть, лет пятнадцать. На ней такое же платье, что у меня. Лицо ее разрисовано сурьмой, на медной коже блестят частички золота.

Я провожу двумя пальцами под своими глазами. Неужели я тоже так накрашена?

– Что с тобой не так? – Девушка хмурится и упирает в бока кулачки.

С чего бы начать…

От ее носа до уха проведен белесый тонкий шрам, как дорога на карте.

– Ты вчера много выпила и решила проспать всю ночь на улице?

Язык не поворачивается. Не могу сказать ни слова.

– Пойдем. – Она хватает меня под руку и тянет на ноги. – Сейчас мы тебя умоем и отправим в залу, прежде чем она заметит, что тебя нет. Она сама еще не проснулась, на твое счастье.

Молча следую за ней.

Моя сопровождающая поворачивает в сад по каменной тропе, ведущей нас сквозь пальмы и гранатовые деревья, сгибающиеся под тяжестью ярко-красных плодов размером больше моей ладони.

За садовой стеной три пирамиды высятся, как паруса великих кораблей над пустыней. Золотое навершие самой большой пирамиды отражает утренние солнечные лучи и светит ярче, чем сотня маяков. Я моргаю и склоняю голову на тропу, хотя перед глазами все еще танцуют золотые пятна.

Нужно ли мне вспомнить, где я вошла в это место? Я не смогу проследить весь путь.

Мы идем приблизительно параллельно большому зданию.

Дойдя до конца строения, девушка пригибается и ныряет в квадратный портал. Он намного меньше, чем залитые светом фонарей входы, которые я видела вчера.

В каких мы отношениях? Она моя служанка? Или просто коллега, пришедшая на помощь?

Пройдя несколько шагов в тенистое помещение, она останавливается в каменном дверном проеме и подзывает меня внутрь рукой, как нетерпеливая воспитательница в детском саду.

Может, это я ее служанка.

Мы оказываемся в маленькой спальне. У кирпичной стены стоит кровать из тростника, едва шире моего тела, с каменным изголовьем, от которого наверняка болит шея, но сейчас я бы и на ней полежала. На трехногом стуле стоит красный глиняный кувшин и тряпка цвета сухого песка.

Я замираю в центре комнаты, не зная, что делать.

Девушка вздыхает – кажется, в отвращении – затем идет к кувшину, мочит тряпку и дает мне.

– Умой лицо хотя бы.

Я тру тканью щеку, а затем рассматриваю ее. Бежевая, нет черных следов от макияжа. Вода прохладная, но зато освежает.

– Держи. – Она протягивает мне платье, такое же, как на мне.

Я вешаю тряпку на кувшин, кладу ткань на узкую кровать и снимаю свой наряд.

Девушка смотрит, поджав губы.

Я краснею? Как будто переодеваешься в школьной раздевалке перед толпой народа.

Я с трудом натягиваю другую версию платья из полотна, затем поворачиваюсь к ней.

Она кивает.

– Нам надо поторопиться.

Мы идем по коридору глубже в здание – видимо, это дворец – петляя в узком лабиринте из неукрашенных стен. Через несколько минут мы выходим во дворик под открытым небом, кажется, мы в центре сооружения.

Девушка быстро пересекает двор, а я медлю.

Этот сад поражает воображение. Роскошные ветви и мясистые стволы пальм на фоне гранитных колонн шириной с дерево, раскрашенных в глубокий синий, нефритово-зеленый и кроваво-красный, формируют захватывающую дух картину – неземная красота, вместе с тем более яркая и реальная, чем все, что я когда-либо видела. Как звезды вчера в ночном небе.

В центре двора маленький фонтан с головой льва изливается в пруд с голубыми лотосами. Как у них получается делать такое без электричества?

От журчания воды я чувствую невероятную жажду. Надо было выпить из кувшина, пока был шанс.

– Идем! – Молодая провожатая недовольно смотрит на меня с другого края двора.

Я ускоряю шаг, но все равно провожу пальцами по головкам рыжих маков, впитывая красоту этого сада, прежде чем мне придется его покинуть.

Снова коридоры – теперь разрисованные фресками с белыми лотосами, плывущими по заросшей тростником реке, боги с головами шакалов и рогатые богини, люди, мастерящие лодки и пирующие. Я рассматриваю их внимательно, вертя головой и касаясь стен пальцами.

Впереди нависает широкий квадратный проем в комнату, из которой течет нарастающий гул голосов.

Мы проходим под расписанной яркими иероглифами притолокой и попадаем в просторный зал, в котором расставлены длинные столы. У каждого стола стоят деревянные стулья с плетеными сидушками.

Женщины, десятки женщин ходят по комнате, болтают и смеются, некоторые едят что-то из рук.

Столы у стен уставлены фруктами, овощами и булками: горы инжира и огурцов, чаши чечевицы и нута. В воздухе витает тяжелый аромат лука и хлеба, мой живот громко урчит.

Моя провожатая поворачивается ко мне и кивает:

– Садись.

Женщины спокойно рассаживаются на стулья, и я направляюсь к ближайшему столу.

– Не сюда! – девочка шипит мне в ухо. – Это стол Хамерернебти!

Кажется, лучше строить из себя дурочку. Будут ли у меня проблемы из-за этой девушки?

– Хамерернебти? – я переспрашиваю.

Она снова раздраженно вздыхает.