— Кто ж рассказал тебе это всё, соколица?
Печально на него Ярослава взглянула.
— У водяного жён целый двор, долго живут водяницы при нём. Они-то мне всё про него и рассказали. Должно же мне про мужа будущего всё знать, — отстранилась Ярослава и на камень присела, себя за плечи обнимая. Сердце её тоской наливалось, как вспоминала, что возвратиться на дно придётся, а там только тьма, рыбы да чудо-терем, в коем водяной-суженый её вместе с остальными жёнами обитает.
— Отчего ж он не забыл про позор свой давний? — Игорь рядом с Ярославой присел, ласково прядь волос за ухо убирая — не пугал его облик её дивный.
— Всякий от подчинения избавления желает. — С тоской дева посмотрела на любимого. — Послушай: водяной обещал меня к тебе навсегда отпустить, ежели ларец тот принесёшь. Знал он, что ты сюда придёшь, а я каждый день токмо здесь и слоняюсь — не хочу вниз возвращаться. Коли не справишься, так не видать нам совместного счастья. Лика твоего светлого более не увижу, женой водяного стану да рыб с лихвой нарожу. Решайся, милый, решайся. Сроку дня три, а там прощай, сокол мой ясный. — Наскоро Ярослава уста любимые поцеловала и прыгнула в воды холодные.
Мучился думами тяжёлыми Игорь два дня и две ночи. Матушка от него не отходила: заметила, что с сыном неладное творится. Горевала, места себе не находила, да не стерпела и хотела на себя уж руки наложить, да только Игорь успел выбить из ладоней старческих нож.
— Что сделали, то сделали, — словно прорычал он, на мать хмуро глядя. — Вы, матушка, с самого начала против Ярославы были. Теперича счастливы, верно?
— Игорь! Что же ты такое молвишь! — пуще прежнего разрыдалась Лада.
— Полно. Винить я вас не стану — лучшего, видимо, желали. Но об одном только попрошу: сегодня ночью тихо в избе сидите и не выходите, что бы ни случилось. Впрочем, вы и так этому уже научились.
Затряслась женщина, слёзы ручьями потекли, к сыну потянулась, но тот уж вышел прочь. Поняла в один миг Лада, что задумал Игорь худое для каждого в деревне, кто стоял мирно, не думая перечить обряду кровавому. Выбежала она в сени и принялась сына отговаривать:
— Дитятко моё ласковое, — припала Лада к сердцу его, — любовь твоя страшна и коварна, она ведь не сказка моя, а очень опасна. Нет больше Ярославы твоей. Пойми это, смирись и дальше живи, полной грудью дыши. Не вернётся к тебе утопленница.
— Коли не дали мне счастливым быть при жизни, так в Навь с ней милой спокойно уйду. А вы ступайте, нечего сейчас мне голову дурить, — отрезал Игорь и более разговоры слушать не стал.
Как только месяц молодой на небе показался, так отозвал все чувства Игорь и местью наполнился только одной. Зажёг он факел и, не раздумывая, бросил в стог сена подле избы одной, а затем и рядом со второй, и с третьей. Вспыхнул огонь сильный, принялось пламя от дома к дому гулять, людей на улицу выгонять, а там их коса встречала. Свирепым палачом молодец сделался: не трогал его ни плач женщин, не испугался ни мужиков грубых, не дрогнула рука от детского ужаса. Никто его остановить не смел, хоть и пытались — будто маревом злым был Игорь окружён. Не ведая усталости, шёл он прямо к терему богатому, где засел Михайло с жёнушкой своей. Чуяла дурная голова, что конец ему пришёл и не удастся сбежать от судьбы.
К крыльцу высокому огонь подбегал, когда зашёл внутрь терема Игорь, не слыша криков позади — все уж полегли. Не спаслись слуги от лезвия хладного, пока хозяева жались в горнице своей. Не сдержала лютого молодца и дверь тяжёлая: вышиб за один лишь удар, точно месяца свет наделил его силой богатырской. Скулила баба, жалась к мужу, а тот и слушать не думал — схватил ларец и прочь понёсся. Однако ж недолго бегал Михайло, за ним след из страха вился да манил за собой Игоря. Принялся молить мужик о пощаде, богатств сулил горы, обещал сыночком дорогим называть, но не слушал его молодец. Покрепче сжал рукоять косы и разрезал одним махом гниду пополам.
Забрал Игорь ларец и поспешил сквозь завесу дыма и гари к озеру, дабы обещанное получить. Взглянул он только украдкой на избу родную, единственную огнём не тронутую, и вздохнул тяжко: дорога в Навь за деяние такое точно была ему предназначена.
Хохотом заливным на берегу его водяной встречал, хлопками громкими к себе подзывал, глазами рыбьими лукаво глядел. В пролесок дым не проникал, словно чары преградой стояли. Сурово Игорь на хозяина озера взглянул и молвил, кровь с лица оттирая:
— Я исполнил твою волю. Отдай же мне Ярославу мою, — протянул он ларец заветный и выжидать стал.
Загорелись глаза мутные, схватил водяной ларец и мигом бадьян в лапищах с жабрами в порошок растёр, кусочек палицы же на дно озера отправился — там его слуги мигом спрячут.
— Исполнил, исполнил, — мерзким голосом прохрипел водяной. — Ларец возвратил, ныне спокойно спать могу — ни у кого власти нет надо мной. Да только не прост ты, юнец, не прост. Понравилось ли тебе жизни губить, а? Пепелище разжигать? В слезах и крови утопать? — недобро подмигнул хозяин вод, взгляда коварного не спуская с молодца.