Сумеречный Взгляд

Пока я допрашивал пленника, Райа приготовила еще один шприц. Теперь она воткнула иглу в вену и ввела твари еще дозу. В человеческом теле пентотал сравнительно быстро входил в обмен веществ, и для поддержания нужного состояния требовалось медленное постоянное впрыскивание. Судя по всему, несмотря на некоторую разницу в реакции человека и гоблина, продолжительность действия наркотика была примерно одинакова в обоих случаях. Вторая доза подействовала на существо почти сразу. Глаза его снова затуманились, тело застыло.

– Ты сказал, что это убежище? – задал я вопрос.

– Да.

– Убежище от черной молнии?

– Да.

– Что такое эта черная молния?

Он испустил жутковатое завывание и содрогнулся.

Что-то в этом режущем ухо звуке производило впечатление удовольствия, как будто одна мысль о черной молнии вызывала дрожь наслаждения в теле нашего пленника.

Я тоже содрогнулся, только от страха.

– Что такое черная молния? – повторил я.

Глядя сквозь меня на видение невообразимого разрушения, гоблин заговорил. Голос его сочился злобой и прерывался от благоговения:

– Белое-белое небо – это небо, обесцвеченное десятью тысячами мощных взрывов, одной ослепительной вспышкой от одного края горизонта до другого. Черная молния – это черная энергия смерти, ядерной смерти, обрушившейся с небес, чтобы уничтожить человечество.

Я поглядел на Райю.

Она поглядела на меня.

То, что мы подозревали, – и то, о чем не осмеливались говорить вслух, – оказалось правдой. Угольная компания «Молния» подготавливала редут, где гоблины смогут найти убежище и надежду пережить еще одну войну, уничтожающую мир, вроде той, что они развязали в ту забытую эру.

Нашего пленника я спросил:

– Когда начнется война?

– Может быть… через десять лет…

– Через десять лет с этого года?

– …может быть…

– Может быть? Ты хочешь сказать, в семьдесят третьем?

– …или через двадцать лет…

– Двадцать?

– …или тридцать…

– Когда, черт тебя возьми? Когда?

Под человеческими глазами ярко вспыхнули светящиеся глаза гоблина, и в их проблеске была безумная ненависть и еще более безумный голод.

– Нет точной даты, – сказал он. – Время… нужно время… время, чтобы построить арсеналы… время, чтобы ракеты стали более изощренными… более точными… Разрушительная сила должна быть такой огромной, чтобы, когда вырвется, не осталось никакого человеческого отродья в живых. Ни одно семя не должно избегнуть сожжения в этот раз. Их нужно счистить… смыть с земли и очистить ее от них и от всего, что они построили… очистить от них и от их дерьма…

Он засмеялся горловым смехом, жидким кудахтаньем неподдельного черного удовольствия, и его радость от предвкушения Армагеддона была так велика, что на миг она пересилила обездвижившую его хватку лекарства. Он изогнулся почти сладострастно, дернулся, выгнул спину так, что пола касались только пятки и затылок, и быстро заговорил на своем древнем языке.

Меня охватила дрожь – такая неудержимая, что казалось, дрожит каждая клетка моего тела. Зубы у меня скрипнули.

Гоблин все сильнее втягивался в свое религиозное видение Судного дня, но эффект лекарства не позволял ему целиком поддаться страстям, бушевавшим в нем. Внезапно, точно плотина эмоций внутри него рухнула, гоблин испустил дрожащий вздох – «А-хх-х-х-х-х-х-х-х» и опорожнил мочевой пузырь. Зловонный поток мочи словно вымыл из организма не только пыл разрушения, но и ослабил действие пентотала.

У Райи уже был наготове третий шприц успокоительного. На полу рядом с ней лежали две использованные ампулы, две одноразовые иголки и пластиковая упаковка.

Я удерживал тварь на полу.

Она вонзила иглу в вену, уже дважды проколотую, и начала нажимать на поршень шприца.

– Не все сразу! – бросил я, стараясь удержать тошноту от едкой вони мочи.

– Почему?

– Мы же не хотим превысить дозу и убить его. У меня еще есть что спросить у него.

– Я буду вводить понемногу, – сказала она.

Она ввела нашему пленнику примерно четверть дозы – достаточно для того, чтобы он снова застыл. Она оставила иглу в вене, готовая вбрызнуть в гоблина еще наркотик, как только он начнет проявлять признаки выхода из гипнотического транса.

Я обратился к пленнику:

– Очень давно, в эпоху, о которой люди забыли, в эпоху, когда был создан ваш род, была другая война…

– Война, – тихо сказал он, почтительно, словно о самом святом событии. – Война… Война…

– В ту войну, – продолжал я, – ваш род строил глубокие убежища вроде этого?

– Нет. Мы умирали… умирали вместе с людьми, потому что были творением человека и потому заслуживали смерти.

– Тогда зачем строить убежища сейчас?

– Потому что… нам не удалось… не удалось… нам не удалось… – Он моргнул и попытался подняться. – Не удалось…

Я кивнул Райе.

Она впрыснула чудовищу еще немного наркотика.

– Почему вам не удалось и что? – спросил я.

– …не удалось стереть с лица земли расу людей… а потом… после войны… нас осталось слишком мало, чтобы уничтожить всех людей, оставшихся в живых. Но на этот раз… о, на этот раз, когда война закончится, когда пламя погаснет, когда с небес упадет весь остывший пепел, когда кислотный дождь и едкий снег перестанет идти, когда радиация станет слабой…