Сумеречный Взгляд

– Ну? – поторопил я его.

– Тогда, – продолжал он голосом, исполненным священного благоговения, словно пророчествующий религиозный фанатик, – из наших убежищ время от времени будут выходить партии охотников… и наверху они будут выслеживать каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка, оставшихся в живых… и уничтожать всех людей… Наши охотники будут искать и убивать… убивать до тех пор, пока у них не кончатся запасы еды и питья или пока остаточная радиация не убьет их самих. На этот раз нам удастся. Нас выживет достаточное количество для того, чтобы выпускать команду ликвидаторов в течение ста лет, двухсот лет. А когда земля станет совершенно бесплодной и голой, когда от полюса до полюса будет полное молчание и не останется ни малейшей опасности возрождения человеческой жизни, тогда мы уничтожим последнее деяние рук человеческих – самих себя. И тогда все будет черным, очень черным, холодным и безмолвным, и Ничто в своей совершенной чистоте будет царить вовеки.

Я больше не мог делать вид, что меня вводит в недоумение безжалостная пустота, которую я воспринимал ясновидением, глядя на символ черной молнии. Я и в самом деле понимал все его ужасное значение. В этом знаке я видел жестокий конец жизни человечества, гибель мира, безнадежность, вымирание.

Я обратился к пленнику:

– Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты мне говоришь, что окончательная ваша цель – это самоуничтожение всего вашего рода.

– Да. После вашего.

– Но это же бессмысленно.

– Это судьба.

Я возразил:

– Ненависть, доведенная до такого предела, лишена смысла. Это безумие, хаос.

– Ваше безумие, – ответил он мне, неожиданно осклабившись. – Вы вложили его в нас, разве не так? Ваш хаос: вы спланировали его.

Райа ввела еще наркотик.

Усмешка исчезла с его лица – как на лице человека, так и на морде гоблина, но он продолжал:

– Вы… ваш род… вы непревзойденные мастера ненависти, знатоки разрушения… императоры хаоса. Мы только такие, какими нас создали вы. У нас нет никакого потенциала, который бы не предвидел ваш род. И на самом деле… у нас нет никакого потенциала, который не одобрил бы ваш род.

Я заставил себя отстаивать ценность человеческой расы, точно и в самом деле находился во чреве ада и передо мной стоял демон, который держал в своих когтистых лапах будущее человечества и мог бы смилостивиться, если я сумею его убедить:

– Не все из нас мастера ненависти, как ты назвал нас.

– Все, – упорствовал он.

– Некоторые из нас добры.

– Ни один.

– Большинство из нас добры.

– Ложь, – ответил демон с той непоколебимой уверенностью, которая (как гласит Библия) отличает сатану и слуг его и служит инструментом, с помощью которого сомнение укореняется в умах смертных.

Я сказал:

– Некоторые из нас любят.

– Любви не существует, – ответил демон.

– Ты ошибаешься. Существует.

– Это иллюзия.

– Некоторые из нас любят, – настаивал я.

– Ты лжешь.

– Заботятся друг о друге.

– Все это ложь.

– У нас есть мужество, мы способны к самопожертвованию во имя других. Мы любим мир и ненавидим войну. Мы лечим больных и скорбим по мертвым. Мы не чудовища, черт тебя возьми. Мы воспитываем детей и стремимся дать им лучшую жизнь.

– Ваш род омерзителен.

– Нет, мы…

– Ложь. – Он зашипел, и этот звук выдал нечеловеческую природу под человеческим обликом. – Ложь и самообман.

Райа сказала:

– Слим, пожалуйста, это бессмысленно. Ты не сможешь переубедить их. Их – не сможешь. То, что они думают о нас, это не просто их мнение. То, что они о нас думают, закодировано у них в генах. Ты не можешь это изменить. Никто не может это изменить.

Разумеется, она была права.

Я вздохнул. Кивнул головой.

– Мы любим, – упрямо сказал я, хотя и знал, что спорить бесполезно.

Райа медленно ввела еще пентотала, а я продолжил допрос. Я узнал, что в этой пещере, в которой гоблины надеются пережить Судный день, пять уровней. Каждый уровень лишь наполовину выдается над тем, что находится ниже его. Таким образом, уровни формируют как бы лестницу в центре горы. Как сказал демон, закончено оборудование шестидесяти четырех комнат. Эта цифра ошеломила меня, но не была такой уж невероятной. Они были весьма трудолюбивы – муравейник, не обремененный тягой к индивидуальности – прекрасной, но порой огорчительной чертой рода человеческого. Одно устремление, один метод, одна главенствующая надо всем цель. Никогда не бывает несогласных. Никаких еретиков или отколовшихся групп. Никаких дебатов. Непреклонно, маршем двигались они к своей мечте о вечно безмолвной, бесплодной, погруженной во мрак Земле. Если верить нашему пленнику, они собирались добавить еще не меньше сотни залов к этому убежищу, прежде чем настанет день выпустить ракеты над землей. В течение нескольких месяцев перед началом войны их род ручейками будет стекаться сюда со всей Пенсильвании и из некоторых других восточных штатов.

– Есть и другие гнезда, подобные Йонтсдауну, – с удовольствием сказал демон, – где втайне строят такие же убежища, как это.

Испуганный его словами, я попытался надавить на него, чтобы выведать, где находятся эти норы, но наш пленник не знал об их местонахождении.