— Ну да, правильно, — с какой лёгкостью она удовольствовалась этим объяснением.
Потом вдохнула и бросила виноватый взгляд через плечо на большие часы на стене.
— Тебе нужно идти?
Она прикусила губу.
— Фил должен скоро позвонить… Я не знала, когда ты проснёшься…
— Ничего, мам, — я постаралась скрыть облегчение, чтобы не ранить её чувства. — Я же не одна.
— Скоро вернусь. Знаешь, я ночую прямо здесь, в больнице, — гордясь собой, заявила она.
— Мама, ты не должна этого делать! Ты можешь уходить — я и не замечу, — обезболивающие по-прежнему блуждали в моей крови, мешая сосредоточиться, хоть я и спала, по-видимому, несколько дней.
— Я слишком нервничаю, — смущённо созналась она. — По соседству произошло преступление, дома одной жутковато.
— Преступление?
— Кто-то вломился в здание балетной студии неподалёку и сжёг его дотла! Рядом они бросили угнанную машину. Помнишь, солнышко, ты там танцевала?
— Помню, — я вздрогнула и поморщилась.
— Я могу остаться, детка, если нужно.
— Нет, мам, всё нормально, со мной побудет Эдвард.
Кажется, именно это и могло задержать её в больнице.
— К вечеру вернусь, — прозвучало не как обещание, а, скорее, как предупреждение. И произнося эти слова, она опять покосилась на Эдварда.
— Я люблю тебя, мама.
— Я тоже люблю тебя, Белла. Будь осторожнее, солнышко. Я не хочу тебя потерять.
Эдвард не открывал глаз, но на лице его появилась широкая улыбка.
В комнату торопливо вошла медсестра, чтобы проверить мои трубки и провода. Мама поцеловала меня в лоб, погладила забинтованную руку и ушла.
Сестра прочитала распечатку сердечного ритма с монитора.
— Тебя что-то встревожило, детка? Вот здесь частота сердцебиений немного выше.
— Всё в порядке, — заверила я.
— Пойду, скажу твоему ординатору, что ты проснулась. Она скоро будет здесь и посмотрит тебя.
Как только она закрыла дверь, Эдвард оказался рядом со мной.
— Ты угнал машину? — я приподняла бровь.
Он улыбнулся, нисколько не раскаиваясь:
— Отличная была машина, шустрая такая.
— Как спалось? — спросила я.
— Было интересно, — прищурился он.
— Что именно?
Он потупился, отвечая на вопрос.
— Я удивлён. Думал, Флорида… и твоя мама… ну, я думал, ты именно этого хочешь.
Я непонимающе уставилась на него.
— Но во Флориде тебе пришлось бы днём сидеть дома и выходить на улицу только по ночам, как настоящему вампиру.
На его лице мелькнула и померкла улыбка.
— Я останусь в Форксе, Белла. Или в любом похожем месте. Там, где я больше не смогу навредить тебе.
Сначала до меня не дошло. Я беспомощно смотрела на него, пока его слова складывались в моей голове одно к одному, как в некой зловещей мозаике. Я едва осознавала, что сердце ускоряет свой ритм. Всё, что я чувствовала — это боль, бьющаяся о мои протестующие рёбра. Он молчал, с опаской глядя мне в лицо, пока боль, не имеющая никакого отношения к переломанным костям, гораздо более страшная, угрожала окончательно разрушить меня.
Затем в комнату целеустремлённо влетела другая медсестра. Эдвард сидел неподвижно, как камень. Она мгновенно оценила опытным глазом выражение моего лица и повернулась к монитору.
— Не пора ли принять болеутоляющее, дорогая? — мягко спросила она, прикоснувшись к заглушке капельницы.
— Нет, нет! — промямлила я. — Мне ничего не нужно, — сейчас я не могла позволить себе уснуть.
— Не надо храбриться, милая. Тебе станет легче, если ты отдохнёшь.
Но я лишь покачала головой.
— Ладно, — вздохнула медсестра. — Нажми кнопку вызова, когда будешь готова.
Она окинула Эдварда суровым взглядом, и прежде чем уйти, ещё раз посмотрела на монитор.
Холодные пальцы прикоснулись к моей щеке. Я же словно обезумела.
— Тихо, Белла, остынь.
— Не оставляй меня, — взмолилась я дрожащим голосом.
— Не оставлю, — пообещал он. — А теперь успокойся, или я позову медсестру.
Но сердце билось неровно и часто.
— Белла, — он погладил моё лицо, — я никуда не ухожу. Я останусь здесь, до тех пор, пока буду нужен тебе.
— Клянёшься, что не уйдёшь? — прошептала я, пытаясь хотя бы выровнять дыхание. В рёбрах пульсировала боль.
Он обхватил моё лицо ладонями и наклонился. Его широко открытые глаза были серьёзны.
— Клянусь.
Аромат его дыхания успокаивал, словно снимал боль, разрывавшую мою грудь. Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза, моё тело постепенно расслабилось, и писк монитора вернулся к нормальному ритму.
— Лучше? — спросил он. Сегодня глаза его были тёмными, почти чёрными.
— Да, — осторожно ответила я.
Он покачал головой и пробурчал нечто неразборчивое. Мне показалось, что я уловила слово «гипер-реакция».
— Почему ты это сказал? — спросила я, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Тебе надоело постоянно меня спасать? Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Нет, я не хочу этого, Белла, конечно, нет. Будь же разумна. И я не возражаю против того, чтобы спасать тебя. Если бы я сам не подверг тебя опасности. Если бы из-за меня ты не очутилась здесь.
— Да, из-за тебя, — нахмурилась я, — я здесь,
— Едва живая, — прошептал он. — Обмотанная бинтами и облепленная пластырями, неспособная двигаться.