Сумерки

— Стой! — загремел он. Андрийко сразу же послушался, а булат князя Олександра со всего размаху падал на голову юноши. Юрша молниеносно подставил тяжёлую булаву, и булат со скрежетом разлетелся вдребезги, а булава грозно поднялась над головой неистового бойца.

— Стой, князь, не убивай юношу, опустившего меч не перед тобой, а по моему приказу…

— Ох, я не хотел… — извиняющимся голосом промолвил князь.

— Не винись, перед кем бы оправдался, если бы убил? Предателем стал бы не он, как полагаешь, а ты… Тебе же моя порука, моё боярское слово, что выдал тайну не он, а ваш слуга. И кабы не ты, князь, был тем обманщиком и предателем, — да, не перебивай, — обманывающим и предающим моё доверие и благосклонность великого князя, то и мой племянник, и ты закончили бы эту прогулку в подземном замке вместе с вашей… вашей подругой. Итак, ты, князь, воровски уводишь из-под моей опеки жену боярина Кердеевича, ты, и никто другой! И я диву даюсь, что ты не пришёл открыто и не взял её с моего ведома и согласия. Не всё ли равно, будет ли её беречь для Кердеевича Нос или Юрша?

Точно школяр перед дьяком, стоял молодой князь перед воеводой, но минутами в глазах его вспыхивали молнии, губы и кулаки судорожно сжимались, а лоб хмурился, наконец он заговорил, понизив голос:

— Я не мог взять пани Офку силой, зная, что ты. воевода, этого не допустишь! Она и я хотели тайно достигнуть цели, не навлекая на твою милость гнев Свидригайла…

— Ценою рыцарской чести моего племянника! — прервал его Юрша.

Князь Олександр нахмурился.

— За измену и ложь я всегда требую расплаты кровью! — сказал он. — А за несправедливое подозрение готов идти с повинной даже к такому отроку…

Он склонил перед Андрийкой голову и протянул ему руку.

Юноша покраснел.

— Прости, князь, и за мои удары! — ответил он. — Ты князь и стоишь высоко, у меня же только честь, и, чтобы её сберечь, я готов выцарапать глаза и самому чёрту, а не то что твоей милости…

И он пожал руку князю Олександру, который тем временем уже обратился к воеводе.

— Не думай, воевода, что я отрёкся от тебя и всех наших. Избави бог и святая дева! Не брошу я начатого дела, но сердцу не прикажешь, оно порой сильнее нас…

Но Юрша остановил его.

— Довольно! — сказал он. — Иди с миром и поступай как знаешь. Не мне тебе давать отпущение грехов. Сташке, может, я и отпустил бы их…

— Ух, подлец! — рявкнул князь.

— Конечно, подлец, — согласился воевода, — потому что его довела до греха та самая причина, что и благородного князя Олександра. Разница только в пожаловании… Потому я ему и отпустил бы грехи, но тебе, Олександр, никогда! Не прощаю, но и не осуждаю на вечный плач и скрежет зубовный, а только жду дел. Может, хоть ими ты искупишь то, к чему толкнула тебя похоть.

Олександр молчал.

— Ступай! — закончил воевода. — Мои татары, Андрийко и Сташко будут свидетелями, что я передаю тебе заложницу. С богом!

И, повернувшись, зашагал по галерее прочь, за ним последовал Андрийко, и князь остался один. Долго-долго простоял он с обломанным мечом в руках, наконец как-то чудно засмеялся, вложил его в ножны и сошёл со ступенек. Там, у открытых ворот, его ждали Офка, Марина и Сташко. Оба татарина, увидав князя, поклонились ему в пояс, а когда все четверо вышли, то заметили на снегу что-то тёмное. За ними со скрежетом затворились ворота. Князь наклонился и поднял с земли тёмный предмет и передал его Офке.

— Шарф! — сказал он. — Тот самый, который уведомил меня о том, что вы готовы.

Пани Офка ещё плотнее надвинула на голову бобровую шапку и прикусила от досады губы. Подарок Андрийке. С ним он избавлялся и от её чар. Впервые её красота не свела с ума намеченную жертву. Впервые нашёлся человек, сумевший противостоять её обольщениям, значит, есть ещё на свете люди, которые не смотрят лишь на красивую внешность, а ищут подлинное сокровище, то чистое золото, которое она уже давно растратила.

XII