Сумерки

Перед ним стоял, слегка улыбаясь, Сергей.

— Приветствую., Виктор, — сказал он, протягивая руку.

— Здорово, — буркнул Витька, стараясь, чтобы Сергей не заметил его зачастившего дыхания. Руки не подал.

— Что ты сегодня такой мрачный? — удивился Сергей. Перебрал, что ли?

— Недобрал, — отрезал Витька, недобро глядя на него.

— А я к тебе. — Сергей уже не улыбался. — Может, не вовремя?

— Сядем. — Витька мотнул головой на покосившиеся скамейки эстрады.

И пока они ли по начавшей зеленеть, но еще хрусткой траве, Витьку вдруг охватила злоба — аж ладони вспотели — на него, такого ухоженного «интеллигента», на очки его дурацкие, и даже на «дипломат», которым Сергей помахивал при ходьбе.

Сергей аккуратно сдул со скамейки пыль, поставил рядом с собой черный лоснящийся «дипломат».

Витька закурил, старательно выдыхал толстую струю дыма и, насупившись, наблюдал, как она расплывается в воздухе.

— Ты вот что, — отвернувшись и глядя на асфальтированную дорожку с редкими силуэтами людей между тонких берез. — Ты больше ко мне не ходи. Походил — и хватит.

Хахаль, забилась внезапная мысль. Вот оно что — Томкин хахаль. Ходит все, присматривается, подмазывается. А та, дура, уже и раскисла. Ну ладно, увидишь ты, Томочка, своего милого, незабвенного…

— Что-то случилось? — Голос Сергея стал жесткий и незнакомый. — Или вино в голову ударило?

Витька искоса бросил на него короткий взгляд. Сергей тоже смотрел в сторону, на закаменевшей щеке резко обозначилась скула.

— Хватит, — невнятно забормотал Витька. — Походил, пожалел… Много вас таких… жалельщиков.

— Вот оно что, — резко, как отрубил, Сергей. — Я думал, мы друзья. На работу-то ко мне как, надумал устраиваться? Здесь ничего не меняется.

— Катись ты в чертовой матери со своей вонючей работой! — заорал, сорвавшись, Витька. — Без работы твоей как-нибудь проживу! Думаешь, ах, какой я бедненький, как мало зарабатываю?! Да? На, гляди! — Он рванул из кармана смятые пятидесятитысячные. — Ты два месяца вкалывать за них будешь, а я в полчаса! Понял?.. А теперь катись, — внезапно севшим голосом добавил он, заталкивая деньги обратно в карман.

Сергей молча встал, подхватил дипломат и пошел прямо по желтой прошлогодней траве, без дорожек. Витька глядел на спину в сером плаще, на серую шляпу с широкими полями. Сергей то скрывался за деревьями, то появлялся вновь, становясь с каждым разом все меньше и меньше. Шел он неторопливым, но крупным шагом и не обернулся ни разу, пока не исчез на выходе из рощи, там, где был трамвайный поворот.

11

Лампочка заливала комнату неживым светом, и на стене раскорячилась тень шифоньера. Дверцы его были распахнуты, и он походил на опустевшую упаковочную коробку. Исчезли все платья Тамары, в шифоньере висели одни только голые металлические плечики.

Витька оторопело сделал два шага и остановился посреди комнаты. Со столика трюмо попали все баночки и бутылочки, оставив на светлой лакированной поверхности темные кружки, и среди них одиноко белел смятый бумажный листок. Витька с минуту глядел на него, потом подошел. Руки тряслись и слова расплывались перед глазами, превращаясь в неясные полосы, и он не сразу сумел прочитать:

«Я с детьми ушла к маме. За мной не ходи. Все надоело. Ненавижу! Ужин на плите. Не забывай кормить бабу Маню».

Витька отпустил записку. Белый листок, несколько раз крутнувшись в воздухе, спланировал под трюмо. Комната была пустой и залитой светом, как прозекторская морга, где Витька работал год назад уборщиком. Он на цыпочках подошел к двери и протянул руку к выключателю. Тьма, потом бледно-призрачно, как экран телевизора, засветилось окно и медленно проявилась аккуратно застеленная кровать, трюмо, распахнутый шифоньер, нутро которого стало черным и таинственным. Стояли те самые сумерки, когда все вроде видно отчетливо, но кажется незнакомым и чужим, словно попал не в свой дом. Вечные сумерки, и всегда будет не свой дом, потому что свой-то исчез.

Витька выскочил в коридор, пролетел столовую и, тяжело дыша, замер в детской. Пустая комната. Аккуратно застеленные кровати, письменный стол, пустая книжная полка, где раньше стояли учебники. За стеной ворочалась и кряхтела бабка Маня.

Тишину прорезал длинный, настойчивый звонок. Витька бросился открывать, но еще в коридоре понял, что Тамара не стала бы так звонить — у нее свой ключ. И тут же сердце понеслось вскачь, как у бегуна на финише. Вспотевшие пальцы скользили по головке английского замка, а звонок все бил в уши, непрерывный, требовательный. «Сейчас, сейчас… бормотал Витька, сражаясь с упрямым замком. — Сейчас…»

Залитая яркой лампочкой площадка была пуста. Давно небеленые, с потоками грязи и паутиной в углах стены. Витька долго глядел в эту яркую пустоту, потом рывком захлопнул дверь.

В спальне по-прежнему стояли сумерки, они медленно сгущались, и вещи, расплываясь, становились с каждой минутой все более чужими и незнакомыми. Не свой дом, пустой дом…