— Вот ты, к примеру, — ткнул он в сторону Витьки. — Жинка, дети, ах, жись какая, обещания там всякие даешь… А лишись ты, к примеру, как я, ходули, долго ты будешь нужен жинке своей? А? Я вот, по-твоему, долго ей был нужен? Ровно стоко, пока узнавала у врачей, не пришьют ли мне запасную. А как поняла, что ее не приштопать, так — фьюить! — Он протяжно свистнул. — А детки? Трое у меня, две девки, один пацан. И где они? Взрослые теперь, небось, давно «новыми русскими» стали. Очень им нужен батька-калека, коммер… ссантам? Они, почитай, уже лет десять меня не видели, забыли, верно, что отец-то их жив… Вот так-то… А вы-ы… люди-и-и… — Одноногий завыл и со стуком упал головой на стол. Сначала он громко всхлипывал, потом стал беззвучно рыдать, только плечи вздрагивали, словно отгоняли надоевшую муху.
— Готов, — ухмыляясь, сказал Леха, как отрезал.
Витька привык к Одноногому, не обижался, да и не жалел его. Он вспомнил, что Одноногий стал калекой через пьянку. Задолго еще до всякой перестройки был раз пьян в стельку и упал с платформы товарняка, да и попала нога под колесо. Пусть спасибо скажет, что не голова. Как он без головы-то пил бы сейчас?
Подумав об этом, Витька захихикал и хихикал долго, все не мог успокоиться.
Потом комната завертелась вокруг стола и тошнота подкатила к горлу. Витька затряс головой, чтобы прекратить это кружение и разогнать голубой дым, застлавший глаза. Постепенно комната остановилась, но стала почему-то мрачной и сумеречной, словно был уже глубокий вечер и солнце давно скрылось. Перед ним был наполненный стакан. Когда Леха успел, Витька не видел. Сам Леха уже держал свой стакан и подмигивал Витьке. И Колям тоже держал, уставившись в прозрачную жидкость, словно надеялся на дне ее найти нечто необыкновенное.
— За меня, Витек, — негромко сказал Леха и опрокинул стакан в широко, как ворота, распахнувшуюся пасть.
После этого четвертого Витька почувствовал, что больше не может и не должен, если хочет прийти домой на своих двоих. Одноногий лежал мордой на столе и громко храпел, его длинные волосы накрывали рассыпанную по клеенке кильку.
— Ну ладно, мужики, — с трудом ворочая языком, проговорил Витька. — Мне пора… Извини уж, Леха… Сам понимаешь — жена… пацаны со школы…
Он ожидал уговоров, упреков, но ничего такого не началось. Колям сумрачно и вроде бы понимающе мотнул бородой. Леха вдруг подмигнул и, показывая в улыбке плоские белые зубы, сказал:
— Один момент, Витюнчик, разговор есть. — Он кивнул кудлатой головой на закрытую дверь спальни, встал и твердо, не шатаясь, устремился к ней. Витька тоже поднялся, почувствовал, как пол елозит под ногами, и ухватился за крышку стола, чтобы ненароком не загреметь. Не отпуская стол, осмелился сделать шаг на непослушных ногах и, конечно же, свалил костыли Одноногого.
— Ничего. Я подниму, — сказал Колям, успокаивающе махнув ему рукой.
— Костыли… ч-черти… — прохрипел во сне, не поднимая головы, Одноногий.
После первого шага дело пошло на лад, и Витька отцепился от стола. В спальне он плюхнулся на кровать и повалился на спину. Потом, побарахтавшись, сел.
Леха плотно закрыл дверь. Слегка переваливаясь, как моряк, подошел к прикроватной тумбочке.
— Дельце есть одно, старик. Можешь мне удружить? — Он достал из тумбочки тугой газетный сверток и протянул его Витьке. Витька зачем-то понюхал его, от свертка пахло бумагой и пылью. — Подержать надо. Наверное, с недельку. Я скажу, когда отдать.
— Что… там? — запинаясь, произнес Витька, недоуменно щупая тугую газету.
Леха широко осклабился.
— Деньжата. Те самые, что как тараканы… — Он негромко хохотнул. — Два лимончика тут, — сказал он почти ласково. — Два маленьких сочных лимончика. Видишь, как я тебе доверяю. Ну, лады?
— Где… взял? — Витька языком словно булыжники ворочал.
— Там нет, — отрезал Леха. — От сырости развелись. Сыро у меня в хате. — Леха выжидательно уставился на него.
— Ладно. Мне что — жалко? — Витька, два раза промахнувшись, сунул сверток в карман брюк и с трудом выбрался из мягкого матраса. — Ну, бывай. Попылю… А то Томка панику разведет.
В комнате Одноногий по-прежнему спал мордой в кильке. Колям, неторопливо потягивая из стакана вино, молча кивнул на прощание. Витька с трудом попал в рукава куртки, переложил сверток во внутренний карман.
— Возьми на дорожку, — Леха сунул ему в боковой карман непочатую бутылку «Столичной».
На улице солнце ударило Витьке в глаза. Прохладный воздух, сменивший затхлую прокуренность Лехиной хаты, на секунду заставил его задохнуться. Подержавшись за калитку и немного придя в себя, Витька вышел на улицу…
3
Тамара, как, наверное, все женщины, не сидела спокойно за столом, поминутно вскакивала, выключала закипевший, шипящий чайник, кормила мальчишек, а потом выгоняла их из-за стола — Димку готовить уроки, а Валерку убирать в комнате игрушки, подливала бабке Мане чай и в перерывах между бесконечной суетой успевала поесть и чокаться с мужем рюмками.