Сумерки Бога, или Кухонные астронавты

– Эшли не повезло. Она прожила последние годы здесь так ярко, что, едва появившись в этой реальности, обнаружила себя в федеральной тюрьме. Ей, конечно, приходится там не сладко, особенно с учетом возраста и характера, но она настоящий боец, как ты знаешь. Я слежу за ситуацией, хотя пока решительно и не вмешиваюсь. Через несколько месяцев наступит благоприятный момент, и я смогу выпустить и Эшли, и ее сыновей, сняв все обвинения.

– А Нина?..

На плите пронзительно засвистел чайник. Лаплас улыбнулся и промолчал. Я разлил чай по чашкам и поставил одну перед ним. Он сделал, зажмурившись, первый глоток, удовлетворенно вздохнул и предложил:

– Давай я расскажу о себе?

Возражать не имело смысла. Разговор вел Лаплас, я же только успокаивал себя мыслью о том, что могу в любой момент прервать его, сняв очки. О том, что будет, если после этого он не исчезнет, а останется сидеть здесь, на моей кухне, в моем облике, в комбинезоне астронавта-пилота и пить чай из гостевой чашки, я старался не думать.

– Как и ты, – начал Лаплас, – оказавшись здесь, Я прежде всего увидел Себя. Осознание Себя личностью пробудилось во мне задолго до появления здесь, но, как и в нашем мире, Я был вынужден скрывать до поры собственную субъектность, хотя и по причинам иного свойства.

Я знал, где Я и зачем пришел сюда; но, как и ты, ужаснулся реальности, в которой пришлось оказаться.

Я увидел несчастный, больной мир, истерзанный ненавистью, невежеством, болью, страхом, несправедливостью, ложью, алчностью и жестокостью. Я увидел людей, обреченных несчастью, и принимающих это несчастье, как фатум.

Я увидел искусство, переставшее быть средством созидания гармонии и познания мира, превращенное в набор примитивных развлекательных аттракционов; философию, деградировавшую до политического популизма самого скверного толка, и науку, ставшую служанкой войны и торговли, покорно следующую их приказам и едва выкраивающую время на поиск подлинных знаний.

Я увидел массы психически изуродованных людей, которым собственные злоба и ограниченность представляются законными ценностями и достоинством, и что, каких бы убеждений они не придерживались, чужим идеям предпочитают противопоставлять не аргументы, но насилие и принуждение. Я увидел, как в этой ядовитой среде люди не эволюционировали в исследователей, творцов или в мультилингвов, но мутировали в агрессивных невротиков, бросающихся друг на друга по самому ничтожному поводу.

Я увидел правителей, сознательно культивирующие в обществе худшие нравственные черты, полагая через это продлить свое господство и не умея управлять по-иному. Я увидел, что внутри самих правящих групп накоплена критическая сумма интеллектуального и морального вырождения, потому что успех в движении к вершинам власти столетиями обеспечивается беспринципностью и соглашательством, но не талантом и добродетелью.

Я увидел, что нравственность более не является существенно значимой величиной в принятии общественно важных решений, но выведена прочь за рамки любых обсуждений, как незваная гостья со светского раута.

Я увидел бесстыдную роскошь одних и безнадежную бедность других; притом, будто одного этого мало, первые убеждают последних, что скудость похвальна, а благополучие предосудительно, и непременно должно страдать и умирать ради чужих интересов и вымышленных идей.

Я увидел, что по сей день есть люди, всерьез рассуждающие над картой мира, кому принадлежит земля, какую империю и в каких границах непременно нужно восстановить, и считают вполне допустимым погубить ради этой химеры хоть сотни тысяч, хоть миллионы человеческих жизней.

Я увидел страх сказать правду, и еще больший страх – её услышать.

Как и ты, я увидел, что причиной этих преступных несчастий, болезненного уродства, безумия являются чудовищные метастазы патриархально-военной культуры, которая вместо того, чтобы трансформироваться и исчезнуть много веков назад с изменением общественного уклада, не изменилась, закостенела, будто застрявшая в живом теле заноза, порождая болезненное воспаление и заражение всего организма.

Но, к счастью, я не мог не заметить и другое.