Сумерки человечества

Внутри оказалось значительно громче и теплее. Пахло веем подряд, образуя единый дух, больше похожий на обыкновенную вонь, в котором неплохо отдавало человеческим потом. Палаты были превращены в магазины и торговые ряды, а коридоры оказались проходами для покупателей. Некоторые продавцы победнее выкладывали свой товар на подоконники окон. И каждый из них старался перекричать соседей, расхваливая свой прилавок. И торговали не как в магазине, одеждой или продуктами, хотя и этого добра хватало. Продавцы расхваливали наркотики и оружие, предлагали услуги проституток или просто живой товар. Сразу же в глаза бросалась четкая организация всей этой зоны торговли. Походив минут десять по округе, не зная, что делать дальше, и поводив своих друзей по этому рынку, я не мог не заметить, что продавцы разведены по отдельным этажам и корпусам. Складывался он далеко не хаотично, во всем чувствовалась твердая рука властного хозяина, решившего извлекать прибыль из всего, что раньше считалось незаконным. И товар у всех продавцов был сильно схожим, словно все было взято с одного склада. Мне даже показалось, что продавцы перехватывают клиентов друг у друга и соперничают как-то наигранно, словно хорошие актеры, специально поднимая цены и создавая ажиотаж.

Вокруг мелькали люди, продавцы и покупатели. Одетые в камуфляж, с оружием и в противогазах, с замотанными лицами, где сквозь бинты торчали только линзы очков и фильтры респираторов, наглые морды охраны, некоторые даже с вызывающим видом продолжали расхаживать в зековской форме, поверх которой нацепили разгрузники с оружием. Уже издалека можно было узнать, что идет кто-то из полноправных граждан Республики, потому что шум мигом замолкал и все начинали кланяться. В основном это были дородные мужики в костюмах или не менее властно выглядевшие женщины, разодетые так, словно вокруг ничего не происходило из ряда вон выходящее. Воздух здесь был относительно чистым и почти не пах трупной вонью, как везде в городе, но снимать противогаз я свете не разрешил, а и сам потел под ним безбожно. Многие тоже были в респираторах, но в противогазах, похоже, только мы одни. Пытаясь вглядываться в каждое лицо, я понимал, что это невозможно, но все же хотел увидеть кого-нибудь из знакомых. Даже лицо Павла мне сейчас бы показалось приятным, особенно если бы он меня не узнал. С ужасом я чувствовал, что твык от таких больших скоплений людей. Слишком много живых… Слишком велика опасность привлечь мертвых…

Умом понимал, что здесь сделано все, чтобы ни один мертвяк не добрался, но в глубине души продолжал звучать голос, требовавший немедленно уносить отсюда ноги.

Остановились мы на втором этаже детского корпуса больницы, где у трех палат снесли перегородки и объединили в одно помещение, сделав тут что-то вроде бара. Как и все остальное, бар носил на себе отпечаток вседозволенности и разврата, словно вырвавшие наружу человеческие страсти, не сдерживаемые уже законом и общественной моралью как канувшими в небытие пережитками гибнущей цивилизации, требовали потакания себе везде и во всем. Длинная стойка с напитками, занимавшая всю стену и загородившая окна. Темное помещение, где свет прорывался только через постоянно распахиваемые двери и слабо полз от висевших под потолком кранных светильников, создавало полное ощущение ночного клуба.

Из подвешенных динамиков гремела обыкновенная электроника, в которой и слов почти не было, только ритм отбивался. Длинная стойка, вдоль которой и расположилась большая часть посетителей, разбивалась тремя стальными шестами, у которых крутились прикованные и голые танцовщицы. К ним и привлекалась большая часть всеобщего внимания. Пытаясь не обращать на это все внимание, я предложил устроить здесь небольшой перерыв. Мы заняли стоящий в углу столик, бесцеремонно спихнув на пол спящего прямо на столе пьяньчугу с вывороченными карманами. Скорее всего, здесь он потерял все, что и имел и проспавшись, присоединится к таким же нищим во дворе, коря судьбу. Только его мне не было жалко.

Пластиковый столик и такие стулья, утащенные из какого-то кафе, были узкими и тесными, так что мы не спели даже толком присесть, когда к нам подошел официант в зеленой рубашке и поинтересовался, что будем заказывать. Под моим неодобрительным взглядом Влад заказал себе пива, а Света, смерив меня уничтожающим взором, попросила водки. Я потребовал березового сока, вызвав у официанта состояние, похожее на прострацию. Тогда, сквозь смех, заказал стакан сока.

– И как ты предлагаешь пить сквозь противогаз? – спросила Света минутой позже, когда заказ принесли. Его принесла запуганная девушка со строгим ошейником на шее, через слово повторяющая надоевшее мне уже слово «господин». В Свободной Республике рабство считалось совершенно обычным делом. Мне вспомнились слова командира поста о сильных и слабых.

– Я могу быть свободна, господин? – спросила она меня напуганным голосом, явно стараясь как можно быстрее сбежать отсюда, – Больше ничего для вас не сделать?

– А что еще можно? – неожиданно спросил Влад, мерея ее взглядом.