Сумерки человечества

– Вот, послушайте первого разумного человека, – ткнул в меня пальцем старший, решив, что сейчас я встану на его сторону, а потому столь беспардонно меня прерывав. Дальнейшие мои слова, однако, его несколько разочаровали.

– У меня есть план такой, чтобы все вышли сухими из воды, – добавил я, не без удовольствия отметив быстро вытягивающееся выражение лица водителя, – но для того, чтобы он прошел успешно, мне нужна ваша помощь.

Глава 14. Частокол проблем.

Излагать свои идеи толком я никогда не умел. В голове выстраивается все четко и ясно, хоть сейчас исполняй, но зато, как только я пытаюсь это объяснить, выходит сущая околесица, которая обезумев, сама по себе куда-то летит на всех парах. Нет, не потому что придумываю я всякий бред, почти все мои идеи оказываются или правильными, или, по меньшей мере, почти правильными. Проблема в том, что я никогда не умел доносить до людей самую суть своих планов, почему-то каждый раз переходя к размахиванию руками и описыванию именно результата. Возможно, именно поэтому слушать меня такая мука. Каждый раз достается гора вопросов, на которые я и отвечаю. Только такими мучительными усилиями меня и слушающих удается подойти к самой сути сказанного, в результате я слышу однозначное «так что же ты сразу не сказал», хотя именно это я и пытался объяснять.

С другой стороны, проблема сейчас была не в моих ораторских талантах, а о тех предметах, которым уделялось едва ли не главное место, но происхождение которых я все так же пытался скрыть. Объяснение детали моего решения, опираясь на предметы, которые «просто нашел», могло закончиться лишь просьбой отправиться так далеко, куда небезызвестный Макар даже не водил своих телят. Хотя зачем он с ними вообще таскался, а может, и продолжает таскаться, так же осталось в потемках истории.

Поэтому я и не стал распространяться, сославшись на острую нехватку времени, объяснив приезжим из Скопина, куда им самим следует отправиться и кого по случаю прихватить. Как не странно, такой подход оказался гораздо более успешным. Особенно понравился он вечно недовольному водителю, аж крякнувшему от удовольствия, услышав четкие и ясные инструкции. Видимо, тема «хватай-тащи» была ему более, чем близка. Сообразно этому он и взял на себя общее руководство, принявшись распихивать своих товарищей по машине, при этом неустанно продолжая осыпать меня угрозами насчет моего будущего, особенно той его части, где он снова со мной встретится, и какие ощущения я испытаю при этой встрече, если дело не выговорит. Происходило это все так резко, что едва успел выдернуть Андрея из машины, которому уже отвели место рядом с водителем в кабине, пояснив это наличием автоматического оружия.

– Он мне нужен, – безапелляционно доложил я, становясь рядом на подножку, – если дадите еще, то будет совсем отлично, – естественно, я не рассчитывал на дополнительную помощь, в чем меня окончательно убедили пара резких словечек, сорвавшихся с языка водителя, чуть не потерявшего баранку от такой наглости.

Выехать с маленькой, огороженной парковки, где и места свободного для машин почти не было, оказалось значительно более легким путем, чем перегнать автомобиль из одной точки охраняемой территории в другую. Многие, обрадованные крушениям всего и вся из старого государственного аппарата, а особенно дорожной службы, отвечавшие за хоть какое-то соблюдение правил на дорогах, парковались как хотели и где хотели. Местная охрана, охранявшая периметр, не смотря на то, что всем своим видом показывала полную декоративность такой службы, хоть и с абсолютно реальной угрозой, тоже не думала брать на себя обязанности по размещению машин, если только два особенно забористых водителя не пересекали друг другу дорожки, начиная с упоением ругаться, бряцая оружием и всеми возможными понтами, о которых только вспоминали. Тогда охрана, естественно, вмешивалась, избивая и правых, и виноватых, заканчивая весьма солидным штрафом обеим сторонам, за которые те как хотели, так и расплачивались. Это называлось «порядок».

Машины, припаркованные и вкривь, и вкось, образовывали тщательный и непродуманный лабиринт, по которому ползли выезжающие автомобили в сторону выхода. Его хотя бы можно было легко увидеть, отмеченного низкими и толстыми башнями, возвышавшимися над крышами машин. Зато нам, особенно мне, как единственному знающему вероятное нахождение той развалюхи, что гордо именовалась «УАЗ», приходилось только ориентироваться на стены и корпуса больницы, похожие друг на друга до неузнаваемости. Нелестным словом упомянув строителей, ударившихся в характерную для советского периода однотипность, я с трудом припомнил расположение главного входа, на какой и указал, решив уже там разобраться на месте.