В ответ охранники открыли кинжальный огонь, беззаботно разряжая целые магазины в молоко, лишь бы не давать нам высунуться. Автомобиль, за которым я прятался, буквально затрясся от попаданий, когда пули начали быть в открытый бок. Уже прошедшая через ряд изменений, машина, однако не обзавелась противопульным бронированием, мгновенно покрылось пулевыми отверстиями. Колеса, пробитые сразу в нескольких местах, зашипели и сдулись, отчего мое укрытие немного покосилось. Осколки стекла, сыпавшиеся сверху, падали мне на голову и за шиворот, но я не смел даже поднять голову, боясь случайных рикошетов. Закрыв голову руками и сжавшись, дожидался, пока огонь чуть утихнет, чтобы хоть немного высунуться и помочь своим, но скорость и количество выстрелов не желали сокращаться, дырявя машину со скоростью дождя. Пришлось стрелять вслепую, выставив оружие из-за укрытия и не экономя патроны. Такого запаса, как охрана, я не имел, но придумать ничего лучше тоже никак не мог.
Несколько пленников попытались выскочить, но теряли драгоценные секунды, путаясь в общей цепи и пытаясь вместе сориентироваться, где можно спрятаться. Все так и остались лежать на асфальте, убитый один за другим. Больше никто не хотел показываться, хотя из плохо подогнанных досок уже начинали выползать струйки, а весь подвал был в дыму, как в тумане. Однако медленная и мучительная смерть от удушья многим казалась более привлекательной, чем мгновенная смерть под пулями. Кто-то ведь даже наверняка надеется, что сможет пересидеть это все и выбраться уже уверенный в безопасности. Хотя мне казалось, что охрана вряд ли пощадит хоть одного пленника после всего, что случилось. Если только раньше дым и огонь не сделают всю грязную работу.
Когда в очередной раз высунулся из-за своего укрытия, одна из пуль чиркнула по стволу и, пройдя дальше, оставила на руке полыхающий боль след, разорвав перчатку и рукав куртки Задела неглубоко, сорвав кожу и немного зацепив мышцы, однако стрелять я больше не мог. Любое движение руки отзывалось страшной болью, лишая даже возможности толком поднять автомат, не говоря уже о том, чтобы из него стрелять. Ругнувшись, я оглянулся на лежащие трупы. Оживать они еще не начали, но могли в любую секунду. Каждый зомби воскресал по-своему. Не было даже единого отрезка времени после смерти, когда мертвое и безжизненное тело начинает снова оживать, оно разниться от двух минут до нескольких часов, хотя обычно хватает около одного. Каков именно этот процент воскресающих в рамках «обычного», я не знал, просто услышал фразу. Только принято его считать за большинство. И все равно никто не ласт тебе гарантии, что повернувшись спиной к трупу, через минуту ты не почувствуешь его зубы у себя на шее.
Время критически поджимало. Хотя я собирался использовать второй заряд когда мы уже погрузимся в машину, пришлось взрывать сейчас, в надежде отвлечь внимание охраны от нас. Взрыв, гораздо более мощный, чем детонация обыкновенного снаряда, прогремел восточнее нас, поднявшись в небо настоящим огненным грибом, хоть и рассеявшимся через пару секунд. Сработали еще их полузалитые бензобаки машин, и выстроенные в ряд цистерны с дополнительным топливом. Мелкие осколки разнесло на огромное расстояние со скоростью пули, ломавших и дырявивших все, во что ни попадали. Взрывная волна вышибла стекла во всем здании и повали почти каждого, кто в тот момент стоял на ногах. Свалило даже меня, отчего я с еще большей силой ударил раненную руку. В это мгновение показалось, что ее набили раскаленными углями, а в глазах на секунду потемнело.
– Пошли! – закричал я, прежде чем даже снова обрез зрение. Мощный взрыв, гораздо более сильный, чем можно было представить, даже обрушил часть здания возле стоянки, засыпав все вокруг здоровыми обломками. Разлившийся после взрыва бензин продолжал гореть, чадя в небо густым черным дымом, забивающимся в нос и глаза. Утерев навернувшиеся слезы, я вытащил из подсумника противогаз и одной рукой еле нацепил на лицо и несколько раз сильно выдохнул, прогоняя через фильтр грязный воздух.
Люди, выбегавшие сразу из нескольких подвальных окон, кашляя и закрывая лица руками, цепляясь общими цепями, путаясь и поскальзываясь, бежали под огнем ошарашенных происходящим охранников, стрелявших часто и не прицельно. И падали, сраженные пулями. Повисшие на цепях тела мешали бежать остальным, волочась по асфальту, застревая и путаясь в ногах. Люди с таким грузом толпились, не могли бежать и тоже гибли, не добежав до спасительных укрытий, возможно, всего несколько метров. Побег, неорганизованный и совершенно непродуманный, превратился в обыкновенную бойню, в которой пленники оказались в роли избиваемых. Мы с Андреем, учитывая, что один из нас еще немного ранен, не могли изменить ситуацию. Тогда пришлось выбирать, либо умереть геройской смертью вместе со всеми остальными, либо пытаться убежать самостоятельно. Погибать теперь мне уже не хотелось. Не ради того я выжил, чтобы меня подстрелил бывший зек.