Сумерки человечества

– Спасибо, – кивнул я, краем глаза взглянув на сверток. Похоже, там была одежда и что-то еще, тщательно запакованное в белые целлофановые пакеты. Разбираться в этом мне сейчас не хотелось, поэтому я сразу де попросил сунуть все это в шкаф, обещав разобраться, как только чуть приду в себя. Выполнив мое поручение, слуга снова вернулся ко мне, подобострастно улыбаясь. Посмотрев на эту натянутую улыбку, словно нашитую на его лицо, я мельком подумал, сколько же раз избивали этого человека, заставляя принять положение в самом низу новой социальной лестницы. Следов побоев уже не оставалось, но душу ему уже испоганили. Хотя может, не так уж и сильно старались. Даже раньше, когда официально считалось, что все люди свободные, и никто никому не принадлежит, находилось очень много людей, радовавшихся тому, что ими кто-то помыкает. Такие бесхребетные существа, живущие только ради своей машины и небольшой дачи за городом, готовые терпеть ради этого любые унижения, лишь бы не прогоняли.

– Можешь быть свободен, – махнул я рукой, не желая больше видеть эти наигранные эмоции, и чувствуя, что меня сейчас просто вырвет, – возвращайся к своему хозяину и передай мою искреннюю благодарность. Скажи, что я безмерно счастлив тому, что обо мне заботятся такие люди, как он, щедрые и великодушные.

Даже если слуга и понял двусмысленность сказанного мной сейчас, то не показал этого ни одним движением. Вместо этого он лишний раз поклонился мне и совершенно равнодушным тоном, будто это не имело к нему никакого отношения, отметил одну небольшую деталь, до которой я не мог даже догадаться:

– Прошу прощения, молодой господин, но вы, наверное, не поняли. Ваш покорный слуга также входит в переданные в подарке вещи. Так что уйти я от вас не могу, разве только вы сами не захотите этого.

– Вот именно этого я и хочу, – сказал я, передернувшись от отвращения при мысли о том, что буду владеть живым человеком как какой-то вещью. С таким грузом нечего и думать о том, чтобы оставлять все свои поступки в тайне. И кто же знает, может, мне его подослали как шпиона, рассказывать обо всем, что замечает своим настоящим хозяевам. Ведь действительно, не станут же мне просто так дарить слугу, тем более раба, в первый же день после принятия на службу. Поставив себя на место моих нынешних господ, я бы не стал бы так доверять, учитывая мои прошлые заслуги.

– Извините, это невозможно, – сказал мой слуга, отрицательно покачав головой, – мой последний хозяин подумал, что вы захотите отказаться и запретил мне от вас уходить. И вам просил передать, не отказываться от того, чем сами можете в любой момент стать, – столь неприкрытая угроза, произнесенная вслух, напугала даже самого раба, посмотревшего на меня широко раскрытыми глазами. Он боялся моей реакции, справедливо опасаясь, что гнев может вылиться не на того, кто угрожал, а на того, кто передал сообщение. Учитывая его безвольное положение, можно было рассчитывать и на побои, но я этим заниматься не собирался, даже если был бы в состоянии.

– Вон! – рявкнул я, непроизвольно взбеленившись от сказанного, – Пошел вон! Катись вместе с его угрозами к своему хозяину! Плевал на него, – от напряжения горло, еще не пришедшее в окончательную форму, село окончательно, и последующие мои слова переросли в поток кашля вперемешку с кровью. Отплевавшись и рукавом оттерев подбородок, все же нашел силы закончить, – можешь передать, если хочет мне угрожать, пусть сам придет и пристрелит меня, бегать за ним собачкой не собираюсь.

– Подождите! – взмолился слуга, падая на колени, – не отсылайте меня. Вас, может, и не убиют, а мне тогда точно конец. Прошу, не делайте этого!

– С какой стати это им сводить счеты с рабом? – поинтересовался я и пальцем поманил его поближе. Как только он нагнулся, более работоспособной правой рукой сгреб его за шиворот, – Что они тебе обещали за то, что будешь следить за мной?

– Ничего подобного, господин, мне не велели следить за вами! – заторопился заверить меня в своей благонадежности слуга, испуганно замахав руками, – Я должен только прислуживать за вами и выполнять все ваши пожелания!

Я ударил его ногой под коленку и одновременно резко дернул за шиворот вниз. Потеряв равновесие, он упал и сильно ударился лбом о железный край моей кровати. Охнув, сполз на пол, глядя на меня испуганными глазами. Отвечать не смел, а это только прибавляло мне бешенства. Дало знать о себе все то отчаяние, накопившееся за бесконечные дни пыток, когда не мог ответить своим палачам, вырвавшееся в виде неконтролируемого гнева на первого попавшегося под руку. Встав с кровати, я, шатаясь, поднялся над ним и несильно ударил в бок, рассчитывая попасть по почке.

– Я тебя убить тут могу, – четко отмечая слово «убить» выговорил сразу после удара, – И никто мне ничего не скажет. И если дальше будешь отнекиваться, то убью точно, как бы ты тут меня не умолял. Понятно объясняю?