– Ну, ты, блин, даешь прикурить, Зверек, – смеяться Пень закончил так же резко, как и начал, – Сначала репу начистил, а потом только интересуешься, кому же ты ее начистил? А нехер было сразу понять, кому в торец надо врезать, а от кого лучше потерпеть. Ведь говорят, что один раз – не пидорас, – улыбка у него была настолько поддельная, что я даже скривился. Поняв, что его веселость раскусили, Пень сразу перешел на серьезный тон, – Ты с ходу вляпался в такое, что мне даже тебя жаль. Сухой, конечно, еще не авторитет, но если бы зомби явились на пару лет позже, а эта тварь успела еще получить один срок, то ты бы его даже не узнал. Над ним здесь всего два человека. Первый – наш бригадир, еще та мразь, поставленная авторитетами выслуживаться перед республиканскими свиньями. А второй – это Мазила, он с нижегородских, очень крутой парень, под него почти ползоны плясало. Если только от него Сухой получит разрешение тебя порешить, то можешь заказывать себе гроб, увернуться от него не сможешь.
– Ты меня обрадовал, – саркастически заметил я, выложив в этой простой фразе всю накопившуюся досаду, – теперь мне жить намного легче.
По внезапно посуровевшему виду Пня, я понял, что он еще не договорил, когда я прервал его. Увидев, как он разобрался за пару минут до этого с гопником, просто сказавшем что-то лишнее, мне показалось, что сейчас будет в несколько раз хуже, чем тогда. И все же в этот раз лучше было выдержать пару, а не отвечать, как в первый раз. Иначе надо будет держаться спиной к стене при виде уже не только одного Сухого, а сразу оказаться между двух огней.
Пень не стал бить, а вместо этого внимательно на меня смотрел, словно решая, что делать дальше. А может, чего-то ждал от меня, до чего я самолично никак не мог додуматься. Мысленно перебирая в голове все свои последние поступки, я все пытался сообразить, стоит ли мне продолжать говорить или все же ждать, пока мне чего-нибудь не предложат. Мысли все время возвращались к разговору Пня с гопниками, когда он подбивал вступать под знамя одного из местных авторитетов. Возможно, со мной сейчас происходила такая же обработка, только гораздо более тонкая. Ведь не произвожу же я впечатление такого необтесанного бабуина, как те парни, даже автомат держащие косоруко. Вопрос тогда был в том, зачем я был им нужен и почему столько возни. Ведь гораздо проще было бы сразу предложить. И в таком случае я бы отказался, испугавшись втягивания в войну между этими группировками. Мысленно усмехнувшись, я снова посмотрел на Пня, все еще сверлившего меня взглядом и первым раскрыл рот.
– Так что же мне с ним делать? – негромко спросил я, намеренно повернувшись спиной к Сухому, так, чтобы он не мог видеть моего лица.
– Ты меня спрашиваешь, – удивился Пень, – что тебе с ним делать? Я могу дать тебе самый простой совет, но он состоит в том, чтобы ты порезал его раньше, чем он порежет тебя. Никто из республиканцев не будет особенно возмущаться, если один из нашего отряда не вернется обратно в казарму. Только у Сухого здесь полно корешей, которые потом глаз не сомкнут пока твои кишки на палку не намотают. И это, поверь мне, рано или поздно случится.
– И что мне тогда делать? – уже с нажимом спросил я, не в состоянии и дальше выслушивать различные вариации собственной смерти от рук этих бандитов. Либо он сейчас скажет мне что-нибудь более конкретное, либо просто пошлет. Других вариантов нет, но в любом случае я точно буду знать, что предстоит дальше.
– Зверек, ты ведь не глупее остальных, это даже по лицу видно, – сказал Пень, удобнее присаживаясь на землю и задумчиво наблюдая, как под навесом раскладывают матрасы. Кто-то хотели и меня окрикнуть, чтобы не прохлаждался, но его быстро одернули, подзатыльником указав, что не стоит вмешиваться в чужие разговоры. А если точнее, в разговор Пня с кем бы то ни было, мое мнение пока никем не учитывалось. Я продолжал смотреть на него, не зная, стоит ли соглашаться с таким комплиментом, непонятно к чему сказанному. Возможно, сейчас меня и пошлют, куда подальше с наставлением не лезть в чужие дела.
– Неужели тебе вот так надо все по полочкам раскладывать, объяснять да указывать? – ехидно поинтересовался Пень, прищурено взглянув на меня, – У тебя прямо на лбу написано, что давно уже ты все понял. И не зря потому ко мне подошел, и в одну машину с Батей сел, хотя мест еще было хоть отбавляй. Должен же был сам понимать, что и выхода у тебя другого нет, только здесь и подвязываться.