Я просто готова взлететь от переполняющего меня радостного любопытства:
- Значит, сейчас мы только посмотрим, как расположены комнаты, а в следующий раз уже сможем здесь остаться?
Ты с явным удовольствием смотришь на мой непосредственный восторг:
- Да, походи, полюбуйся видом из окон, рассмотри обивку стен, роспись потолков... Короче говоря, делай, что тебе заблагорассудится и понемногу привыкай - теперь этот дворец принадлежит нам.
- Мне просто не верится, что эти люди могли добровольно отказаться от такой роскоши и, продав все свое имущество, уехать за океан, - удивленно восклицаю я.
Мы поднимаемся по огромной лестнице и заходим внутрь. Какой-то человек встречает нас на пороге и несколько раз подобострастно кланяется, предлагая показать нам дом. Ты одним движением руки приказываешь ему удалиться, и мы начинаем осмотр, не спеша переходя из одной комнаты в другую.
Я восхищенно рассматриваю огромные залы с сияющим полом, небольшие кабинеты, в которых позабытые на окнах массивные занавеси создают таинственный сумеречный свет, коридоры, на стенах которых наверняка висели суровые портреты предков. А ты идешь позади меня, и я ясно ощущаю, как ты там счастлив. Ты радуешься какой-то полной гаммой чувств. В ней присутствуют и любовь ко мне, и тщеславие оттого, что в результате каких-то своих успешных действий ты получил в собственность не только этот дворец, но, кажется, даже какой-то титул. Ты ощущаешь и удовлетворение, что мне так нравится все происходящее в моей жизни, хотя я не знаю и сотой доли твоих поступков, в результате которых ты сумел так преуспеть.
Я открываю последнюю дверь, и мы оказываемся в спальне бывших хозяев. Посередине комнаты стоит, непонятно почему брошенная здесь широкая кровать под тяжелым балдахином, на которой лежит несколько подушек с фамильными вензелями. Я начинаю весело пританцовывать и, снимая шляпу, театрально падаю на пышную перину, покрытую темным бархатным покрывалом. Ты, смеясь, садишься рядом и наклоняешься, чтобы меня обнять. Я обвиваю тебя руками, и мы целуемся. В этот момент мы оба чувствуем себя на вершине земного счастья. Нам кажется, что более высокая точка мирового блаженства может находиться только на небесах.
Неожиданно из дальних комнат до нас доносится звук чьих-то голосов. Ты, как будто чего-то опасаясь, поднимаешься с кровати и говоришь:
- Пойду посмотрю, что там такое, а ты пока останься здесь и немного отдохни.
Ты уходишь, плотно закрыв за собой дверь. И там мне так никогда и не суждено будет узнать, что же происходило с тобой в ближайшие полчаса всего в нескольких шагах от меня. Однако по прошествии нескольких столетий мне это уже отчетливо видно.
Выйдя в соседнюю комнату, ты сталкиваешься со слугой, который снова низко кланяется и невнятно бормочет:
- Я говорил, что не велено пускать... Но она все равно требует...Никак не уговорить...
Ты опять молча делаешь знак рукой, и ему приходится удалиться, а ты проходишь в смежный зал, посреди которого стоит молодая, но совершенно седая дама в черном траурном платье. Рядом с ней двое детей лет семи-восьми, также, как и она одетых в траур. На лице этой женщины отражена невыразимая мука, которую она не в силах превозмочь. Заламывая руки, она смотрит на тебя, взглядом затравленного зверя, и умоляюще произносит:
- Я уверена, что все это неправда - они не могут так поступить с нами. Ведь всем, почти всем известно, что он был невиновен... Это какое-то страшное недоразумение... Но вы сумеете пойти и все объяснить, ведь именно на вас теперь обращены все взоры, - ей трудно говорить, поскольку ее слова чередуются с задавленными рыданиями, но пересиливая свое горе, она продолжает. - Как теперь я буду растить детей, если нас лишили всех титулов и привилегий. Нам даже не оставили ни одного дома, не говоря уже об этом дворце, в котором мы прожили столько счастливых лет...
Ты высокомерно смотришь на нее, сложив на груди руки, и немного помолчав, говоришь:
- Я, конечно, понимаю, что ни вы, ни дети не виноваты в том тяжком преступлении, которое совершил ваш супруг, однако я с ужасом предвижу реакцию его Величества, когда я изложу ему просьбу о восстановлении ваших прав. Не думаю, что он будет от этого в восторге.
- Но ведь этого не может быть, он должен знать, что мой муж не мог предать его. Это был только какой-то таинственный заговор...
Внезапно ее речь прерывается резким звуком упавшего предмета. Ты машинально оглядываешься на дверь спальни и понимаешь, что я там что-то уронила. Легкая тень досады пробегает по твоему лицу - ты боишься, что я могу выйти и увидеть всю эту сцену. Однако я не появляюсь и, быстро взяв себя в руки, ты решаешь продолжить свой душеспасительный монолог. Но эта минутная перемена в твоем настроении тебя выдает. Дама, вытирая слезы, внимательно вглядывается в твои глаза и неожиданно постигает весь смысл происходящего. Какое-то внутреннее чувство подсказывает ей, что ты все это время лицемерил. Ее взгляд резко меняется, заостряются черты лица и уже совсем другим голосом, переходящим в зловещий шепот, она говорит: