— Мне всё равно, что я для тебя ценный экспонат, — ответила я, нисколько его не испугавшись. — И я не хочу жить ради кого-то там. Я собиралась жить для себя.
Он глухо застонал, уткнувшись носом в мою шею:
— Какая же ты…
— Ты физически не способен обозвать девушку? — с искренним любопытством спросила я.
— Не теми словами, которые приходят мне в голову с поразительной частотой, с тех пор, как я с тобой познакомился.
— Зато тебе не скучно, — сказала я сердито.
Неожиданно он искренне улыбнулся:
— Верно. Мне совсем не скучно…
Только в ту секунду я поняла, что ему плохо. Во всяком случае, хуже, чем мне. Он хотел меня убить, мечтал убить меня, но не позволял себе этого и пытался снизить мне температуру. Концентрированный запах в комнате сводил его с ума.
Не то чтобы я испытала сострадание. Скорее, понимание. В ту секунду я даже перестала обижаться на него за то, как он ко мне относится. Ну… честно — а как еще он мог ко мне отнестись? Кто он и кто я?
— Ты, наверное, всё-таки немного мной дорожишь, — пробормотала я со вздохом, коснувшись его волос, но осторожно и почти украдкой.
Он закрыл глаза:
— Достаточно сильно, чтобы не убивать тебя.
Эдвард не отстранялся, и я поддалась искушению осторожно погладить его руку. У меня перехватило дыхание, кожа показалась мне очень мягкой и нежной.
— Неужели на свете так мало интересного, что ты так за меня цепляешься?
— Сложно сказать, — произнес он, не открывая глаз. — Мир бесконечно интересен, но… я занимаю в нём не то место, при котором можно отдать себя наслаждению исследования. Моя жизнь ограничена жестокими правилами, я постоянно начеку, и у меня в этом плане нет выходных. Круг моих знакомых ограничен. Есть еще интернет. Это замечательная штука, в нём существует иллюзия, что я никого не могу читать. Хотя там, разумеется, нельзя раскрываться или хоть как-то привязывать к себе людей. И тут появилась ты. Да, верно… ты интересный ребенок. Талантливая девочка с большими амбициями. Я долгое время воспринимал тебя одновременно, как очень любопытный феномен и забавную игрушку, от которой много неприятностей. Порой ты казалась мне вызовом моему самолюбию и стойкости. Мне нравится побеждать. Но потом… Господи, что ты делаешь?
Пока он говорил, я добралась до предплечья. Эдвард слабо улыбнулся, мне показалось, что он перестал дышать. Я понимала, что это мучает его. Я знала, что это опасно, но всё же не могла перестать к нему прикасаться.
— Прости, — я одёрнула руку.
Он перехватил мою ладонь и поднес к своему лицу, затем осторожно коснулся ее губами.
— Это химия. Ею подчиняются в некоторой степени даже вампиры. Видишь, что ты со мной делаешь? Я почти ненавижу себя, — улыбнулся он.
— Н-не совсем тебя понимаю.
— Вероятно, ты не понимаешь, — промурлыкал он, лаская мою ладонь своими пальцами.
Совершенно очевидно, что мои прикосновения были ему очень приятны. Я понимала характер этого возбуждения — он просто хотел меня съесть. Поэтому не стала его провоцировать дальше, как бы сильно мне этого ни хотелось. У меня вырвалось:
— Любить тебя ужасно, Эдвард.
— Я бы очень хотел, чтобы ты меня не любила, — нежно сказал он.
— И еще я для тебя «девочка».
— Белла, мне больше девяноста лет.
— Это не играет роли для меня. Впрочем, я знаю, что ты не можешь смотреть на меня, как на равную, учитывая, кто ты такой. Еще и возиться со мной приходится, — я вздохнула. — Перестань меня обнимать, ты можешь уже отойти. По-моему, мне лучше.
Эдвард осторожно отпустил меня, и я почувствовала, что ему удалось это с трудом. Он медленно подошел к окну, и я видела только его угольно-черный профиль на фоне темно-синей сырой ночи.
Он пытался не только снизить мне температуру, но и отвести меня от мыслей, которые вызывали во мне столько отчаяния. Ради этого он стал так откровенен. Я позволила ему это, потому что вспоминать свой сон или обсуждать его казалось невыносимым.
— Ты зря так говоришь, — сказал он тихо.
— О чём ты?
— Девяносто лет — серьезный возраст, но это не двести. Всё это время моя жизнь была наполнена, в основном, работой и исследованиями. Вообще-то, на свете есть люди, которым под девяносто. Я к тому, что…
Я внимательно его слушала.
— Когда ты сказала «как на равную»… ты ошиблась. Я пока очень плохо тебя знаю. Возможно, я чему-то и научусь у тебя, — он попытался мне улыбнуться, но у него всё равно вышло немного снисходительно.
— Хорошая попытка, Эдвард, но ты не спишь. Срок твоей жизни гораздо больше, чем у любого девяностолетнего, — безжалостно сообщила я. — Перестань пытаться меня утешить.
— Боже, ну, почему ты даже в таком состоянии умная? — разочарованно вздохнул он.
Я пожала плечами:
— Просто пытаюсь лучше тебя понимать. Я хорошо понимаю, какая между нами пропасть.
— Глубже, чем ты думаешь, — печально улыбнулся он.
— Спасибо за честность.
Мне было очень больно. Но эта боль уже не так много прибавляла к тому, что происходило, когда я возвращалась мыслями к Договору.