Сумерки в полдень

— Нет, сэр! — отрезал офицер. — Только вас.

— Я требую пропустить всех!

— Нет, сэр! Демонстрация в центре не разрешена, она незаконна.

Демонстранты, напирающие на черный заслон полицейских, стали выкрикивать:

— Пропустите нас!

— На Уайтхолл!

— К правительству! К правительству!

Офицер вновь приложил к губам мегафон, но многоголосое и требовательное «На Уайтхолл! На Уайтхолл!» заглушило его слова. Точно подстегнутый этим криком, поток людей, скопившийся у полицейской запруды, хлынул вперед, сломил черный барьер и покатился по улице, унося с собой офицера и его полисменов. Увлекаемый этим потоком, Антон с тревогой увидел, как навстречу толпе двинулся строй конной полиции. Всадники в черных касках, прихваченных ремнями под подбородком, в черных шинелях врезались в толпу. Антон видел оскаленные морды лошадей и резиновые полицейские дубинки, которые мелькали над толпой, обрушиваясь на головы людей.

Сначала демонстранты увертывались от ударов, но вскоре стали хватать полицейских за ноги и стаскивать на мостовую. Лошади, оказавшись без всадников, ошалело метались среди дерущихся людей. Из соседних улиц выехали большие полицейские машины, и десятки новых полисменов ринулись в бушующую толпу. Вот они набросились на высокого и потому заметного Хартера, потом схватили Беста, Макхэя. Втолкнули их в длинную, похожую на карету «Скорой помощи» машину с решетками на окнах. Машина тут же рванулась с места, оглашая улицу воем сирены. Вскоре за ней помчалась вторая, набитая арестованными демонстрантами, потом третья, четвертая.

Демонстранты стали отступать. Сначала они отходили медленно, отвечая на удары ударами, затем ускорили шаг и, наконец, побежали. Но путь им перекрыла неведомо откуда взявшаяся черная толпа. «Чернорубашечники!» — понял Антон. Выкрикивая ругательства и угрожающе размахивая палками, черная лавина двинулась навстречу бегущим демонстрантам. Вспомнив предупреждение Фокса, Антон отступил в первую же боковую улицу. Однако, свернув в нее, он вскоре обнаружил, что бегущие от полиции и фашистских громил демонстранты догоняют и обгоняют его. Отнюдь не желая быть избитым, а тем более арестованным, Антон побежал. Серые трехэтажные дома тянулись по обеим сторонам улицы без единого переулка, без арок и проходных дворов.

Англичанка с развевающимися черными волосами, которую он только что обогнал, схватила его за руку и потянула на каменную лестницу, ведущую с тротуара вниз, под крыльцо. Это была Пегги. Она распахнула дверь и втолкнула Антона в тесный тамбур.

— Где мы? — шепотом спросил он, словно опасаясь, что его услышат с улицы.

— У нас дома, — так же шепотом ответила Пегги. — Сейчас открою вторую дверь.

Она достала ключ и ощупью пыталась попасть в замочную скважину. Антон нашел ее руку и тихо сжал пальцы.

— Может быть, не надо открывать вторую дверь, — прошептал он. — Подождем здесь, пока на улице не утихнет, и я уйду.

— А если полиция застанет нас здесь?..

Дверь распахнулась в просторную, плохо освещенную комнату. За столом, придвинутым вплотную к окну, сидели большеголовый, начавший седеть мужчина, хрупкая женщина с худым и бледным лицом и две девочки, такие же черноволосые и синеглазые, как Пегги; ее родители и сестры, догадался Антон. Мать Пегги вздрогнула и испуганно повернулась к двери, отец только поднял опущенную голову, в его усталых глазах отразилось недоумение. Девочки бросились к сестре, не сводя, однако, испуганных глаз с Антона. Семья пила чай, и Антон, сказав «Добрый день!», начал извиняться, что помешал им своим вторжением.

— Снимайте плащ! — перебила его Пегги. — Быстро! И садитесь за стол! — Она повесила свой плащ на крючок, вбитый в дверь. Затем подтолкнула Антона к стулу, пододвинула ему чашку с недопитым чаем и сама села рядом.

— Но зачем… — начал было Антон.

— А затем, — коротко произнесла Пегги, показав головой на окно: две черные фигуры, присев на корточки, бесцеремонно рассматривали сидевших за столом в полуподвале.

Вскоре послышался стук в дверь. Хозяин медленно поднялся, не спеша подошел к двери и распахнул ее.

— Что вам угодно? — раздраженно и громко спросил он.

Пожилой полисмен с большим зобоподобным подбородком шагнул в комнату, окинул ее быстрым, пытливым взглядом. Лишь после этого он взглянул на хозяина.

— Вы давно здесь?

— Третий год! — рявкнул хозяин. — С тех пор, как потерял работу, торчу в этой дыре!

— Нам нет никакого дела до того, сколько лет и почему вы торчите в этой дыре, — резко заметил полицейский. — Когда вы вернулись с улицы?

— С утра никуда не выходили! — прокричал хозяин.

— Нет необходимости кричать, — недовольно произнес полисмен. — Я не глухой.

— Извините! — вновь громко проговорил хозяин. — Привычка! Двадцать лет проработал котельщиком.

Полисмен поморщился и указал резиновой дубинкой на Антона.

— Ваш сын?

Хозяин неторопливо повернулся, нахмурился, точно впервые увидел гостя за столом, и отрицательно покачал головой.

— Это мой друг, — сказала Пегги.

Второй полисмен, более молодой, захотел уточнить:

— Жених?

Пегги улыбнулась и посмотрела на Антона сияющими синими глазами.

— Нет еще.