Сумерки в полдень

— Знакомый банкир сказал мне, — проговорил Дровосеков после короткого молчания, — что Норман Монтегю намекнул Шахту (я уже говорил тебе о встрече между главными банкирами Англии и Германии) на возможность предоставления немцам огромного займа.

— Что значит «огромного»? — нетерпеливо спросил Андрей Петрович. — Пятьдесят миллионов? Сто?

— Речь идет о сумме в пять и даже десять раз большей.

— Полмиллиарда или миллиард фунтов? — недоверчиво воскликнул Андрей Петрович. — Зачем немцам такая колоссальная сумма?

— Банкиры полагают — для освоения юго-востока Европы. Здесь убеждены, — Дровосеков кивнул на решетчатое окно, за которым раскачивались под ветром мокрые верхушки осеннего парка, — что пока немцы будут готовиться к войне, воевать или осваивать завоеванное, английские банкиры и промышленники будут обогащаться. Не один Виккерс-Армстронг, а многие компании мечтают нажиться на поставках Германии, когда она начнет реализовывать этот полумиллиардный или миллиардный заем.

— Это затея самих банкиров? — тихо, но зло спросил Андрей Петрович. — Или…

— Нет, они действуют с ведома правительства, — сказал Дровосеков, не дав ему закончить. — Скорее даже по его подсказке. Гораций Вильсон посоветовал банкирам подумать о таком займе и, подумав, не скупиться. «Большая рыба, — сказал он, намекая на Гитлера, — требует большой наживки…»

Глава девятнадцатая

Антон просидел в своей комнате до вечера, отвечая на письма англичан, присланные в полпредство. В одних письмах содержались выражения симпатии, и Антон сердечно благодарил их авторов, в других — вопросы, на которые приходилось отвечать, в третьих — злостные измышления или ругань — их полагалось сдержанно и убедительно опровергать. И когда Антон, ответив на все письма, вышел в холл, весь дом казался опустевшим. Одинокий Краюхин, сидевший в вестибюле за большим столом, сочувственно заметил:

— Поздненько вы сегодня.

Антон взял с вешалки плащ и, надевая его, спросил:

— Как на улице? Льет?

— Кажется, перестал, — ответил привратник. — А то целый день, как подрядился, льет и льет. — Он помолчал немного, потом полюбопытствовал: — А как погода дома? Не пишут?

— Не знаю, — ответил Антон. — Писем-то уже с неделю не было.

— Как же с неделю? — удивился привратник. — Сегодня была почта. Еще до того, как вы приехали. Вам три. Их Михаил Семенович забрал.

Антон торопливо сбросил плащ, вернулся в комнату и, включив свет, обнаружил на столе Горемыкина сложенные стопкой и прикрытые журналом письма. Антон обрадованно схватил их: немного помятые, они принесли с собой тепло от родных людей и вести о жизни, которая шла вдали от него, но с которой он был связан невидимыми, постоянными узами.

Письма от Кати, судя по почеркам на конвертах, не было, и первым Антон вскрыл письмо Ефима Цуканова, он был ближе к Кате, мог встретить ее, поговорить с ней…