Сумерки в полдень

Антону не хотелось оставаться одному в унылом номере отеля, и он, быстро развесив костюмы в гардеробе и разложив белье в комоде, чтобы не мялось, поспешил вместе с Володей в машину. По пути в полпредство Антон спросил Володю, можно ли встретиться с Гейнцем Бухмайстером и Юргеном Риттер-Куртицем: ведь он обещал непременно навестить их, когда снова окажется в Берлине.

— С Юргеном можно, — ответил Володя после короткого раздумья, — а с Бухмайстером едва ли.

— А мне хотелось бы повидать Гейнца.

Володя взглянул на него с усмешкой.

— На всякое хотенье есть терпенье. И время. Встречи приходится организовывать заранее.

— Это трудно?

— Нетрудно, но хлопотно, — ответил Володя и пояснил: — Когда надо встретиться с Гейнцем, я посылаю ему условную открытку и получаю от его сына — помнишь штурмовика, который напугал тогда тебя? — условный ответ. Иногда это занимает дня два, иногда три и четыре, а то и больше.

— А с Юргеном?

— Юргену достаточно позвонить из автомата.

У полпредства они вышли из машины. Гестаповцы, сменившие просторные плащи на такие же просторные пальто, осмотрели Антона с враждебной пытливостью: кто такой? — шупо — полицейские — равнодушно. Дежурный полпредства на вопрос Володи, где советник, ответил коротко: «У себя».

За матовой стеклянной дверью Антон увидел знакомый, плохо освещенный коридор, высокую знакомую дверь. Володя постучал и, услышав «Войдите!», открыл ее.

Двинский, поднявшись из-за большого резного стола, показал рукой на низенький столик, за которым Антон уже сиживал не раз. Они сели.

— Ну что интересного в Лондоне? — спросил Двинский опускаясь в кресло напротив них. Он положил свои пухлые руки с кольцами и перстнями на пальцах на полированную крышку столика.

Антон замялся, не зная, с чего начать. Для него в Лондоне и в Англии вообще все было интересно: новая страна — это новый, необычный и пока еще во многом неизвестный мир. Он понимал, что Двинского интересуют не личные впечатления или «открытия» Антона, а что-то другое, более важное и нужное. Он вспомнил давний разговор в этом кабинете об игре, которую англичане затеяли, как выразился Григорий Борисович, с Гитлером, добавив, что игра может кончиться вовсе не так, как хотят ее участники. Тогда Антон поверил ему, но после всего, что случилось за это время, он все чаще думал, что игроки добились своего, закончив игру именно так, как им хотелось: нас не только вытеснили из игры, чего, по словам Двинского, не могло случиться, но и отстранили от европейской политики, изолировали, оставив наедине с нацистской Германией, за спиной которой стояли ее друзья по оси «Берлин — Рим — Токио».

— Те в Лондоне, кто затеял игру с Гитлером, — помните, мы говорили об этом здесь, за этим столиком? — сказал Антон, — открыто и шумно торжествуют. Они намекают, что выиграли трудную игру, и уверяют, что одержали в Мюнхене историческую победу.

Двинский стукнул по полированной крышке столика.

— Только дураки могут думать, что они выиграли эту игру! — сердито, сквозь зубы произнес он. — И только политические мошенники могут уверять других, что одержали в Мюнхене победу! Можно понять, почему торжествуют в Берлине: одним ударом Гитлер ликвидировал всю систему, созданную Парижем после войны. Предав Чехословакию и фактически отказавшись от союза с нами, Франция поставила все свое будущее в полную зависимость от Гитлера: он сожрет ее, когда захочет. Ей осталось только сдаться на его милость, и она уже начала сдаваться: Франсуа-Понсе услужливо помогает нацистам отнять у Чехословакии все, что те пожелают, а они желают значительно больше того, что предусмотрено даже мюнхенским соглашением. Англия, отворачиваясь от нас, отказывается от единственной силы, способной создать серьезный противовес Берлину в Европе.

— Наши в Лондоне убеждены, что нынешнее английское правительство пошло на соглашение с Гитлером, чтобы открыть ему дорогу через Чехословакию на Советскую Украину, — сказал Антон. — И теперь оно «предупреждает» нас, что Гитлер намерен воспользоваться этой дорогой в ближайшее время.

— Хотят предупредить или столкнуть нас с Германией? — спросил Володя.

— Скорее всего столкнуть, — неуверенно ответил Антон.

Двинский погладил кончиками пальцев темные, набухшие припухлости под усталыми глазами. Он заметно постарел за эти два месяца: видимо, «игра», из которой поклонники Гитлера Гендерсон и Франсуа-Понсе устранили его, заставила советника провести не одну бессонную ночь, нервничать, негодовать.

— Английские дипломаты, — заговорил он, посмотрев на Антона, — мнят себя великими умниками и хитрецами, но почему-то наивно полагают, что Англии принадлежит монополия на политическую и дипломатическую игру и что другие лишены права понимать и учитывать эту игру в своей политике, а тем паче отвечать такой же игрой. И когда мы захотим рассчитаться с ними той же монетой, английским и французским пособникам Гитлера придется солоно.